«Иногда лучше в детдом, чем к родителям». Страшные судьбы беззащитных
https://ria.ru/20210224/otkazniki-1598341895.html
«Иногда лучше в детдом, чем к родителям». Страшные судьбы беззащитных
«Иногда лучше в детдом, чем к родителям». Страшные судьбы беззащитных — РИА Новости, 24.02.2021
«Иногда лучше в детдом, чем к родителям». Страшные судьбы беззащитных
Все дети, изъятые из семей, попадают в больницу. Пока обследуют, решается их судьба: возвращение к родителями или — детдом. Многие поступают в медучреждения в… РИА Новости, 24.02.2021
2021-02-24T08:00
2021-02-24T08:00
2021-02-24T16:59
общество
дети
истра
москва
сироты
больницы
россия
/html/head/meta[@name=’og:title’]/@content
/html/head/meta[@name=’og:description’]/@content
https://cdnn21.img.ria.ru/images/07e5/02/14/1598330600_0:88:1680:1033_1920x0_80_0_0_682723e81f3d6c4f29f48a9f81f2b56a.jpg
МОСКВА, 24 фев — РИА Новости, Мария Семенова.
Все дети, изъятые из семей, попадают в больницу. Пока обследуют, решается их судьба: возвращение к родителями или — детдом. Многие поступают в медучреждения в ужасном состоянии: истощенные, немытые, в зловонной одежде. Одних забирают у матерей и отцов, которые в пьяном угаре даже не замечают прихода сотрудников опеки и полиции, другие оказываются безнадзорными — когда родители попадают в тюрьму. Шестимесячного Даниила и вовсе привезли в больницу в забрызганной кровью одежде — его отец убил бывшую жену на глазах у сына. ВитечкаЛюбовь Стецик хорошо помнит первого ребенка, за которым ухаживала, — тяжелобольного Витю (имена всех несовершеннолетних изменены). У него была гидроцефалия, стояла трахеостома. Любовь боялась, что не справится: советовалась с медсестрой, подглядывала в тетрадку со схемой ухода. А потом освоилась и порой даже забывала, что Витя — отказник, а сама она — няня в больнице. «Мне иногда казалось, что это мой ребенок. Я его чувствовала, просто чувствовала. Когда я спала, а он начинал задыхаться, вскакивала с кровати и чистила трахеостому.
Ему тогда было четыре месяца, он мог только смотреть на меня. Рассказываю о нем и вижу эти глазки, как будто говорил: «Помоги мне», — вспоминает Любовь. Стецик — старшая няня проектов «Брошенные дети в больнице» и «Доступная помощь» фонда «Дорога жизни». Благодаря ей и еще двум десяткам сотрудников малыши не остаются одни в лечебных учреждениях.Витя был первенцем в молодой семье. Мать отказалась от него сразу — не могла даже взглянуть на ребенка. Любовь не осуждает: «Она еще девочка, конечно, ей страшно. Мне было 45 лет — и даже меня особенности Витечки удивили». Через неделю с няней встретился отец мальчика: ему кто-то сообщил, что за сыном хорошо ухаживают. Благодарил. Сказал: «Не судите мою жену, у нее истерика, когда она его видит». «Я вас прекрасно понимаю, — ответила Любовь. — Но вам просто нужно больше времени с ним провести. Посмотришь мельком — конечно, не красавец. Если же постоянно с этим ребенком находишься, уже не замечаешь изъянов». Через некоторое время Витю перевели в паллиативное отделение, няня планировала ухаживать за младенцем и там.
Но пришла его мать: «Я остаюсь с ним». «Я ее обняла: «Спасибо вам, я очень люблю Витю, он мне как родной, но все же ему нужна мама». Тогда Любовь не догадалась обменяться контактами, как в дальнейшем сложилась судьба семьи, ей неизвестно. Но информация о мальчике исчезла из банка данных о детях-сиротах. «Смотрели как на предателя»Сейчас от этого отказались, а в первые несколько лет проекта няни сами отвозили малышей в детдом. Было тяжело: ведь до этого они месяц или больше находились с подопечными круглосуточно. Любовь помнит, как это было с Каримом — она за ним ухаживала после Вити. Мальчику исполнялся год — за день до дня рождения его забрали в детдом. «Это было ужасно, когда мы сами отвозили в приют деток. Теперь их забирают. Мы хоть не видим слез и сами не показываем им, как страдаем. Ведь все-таки привязываемся, привыкаем», — делится переживаниями больничная няня Зоя Мороз. Дети возвращаютсяВпрочем, передать ребенка генетическим родителям порой морально ничуть не легче, чем в казенное учреждение.
У Любови Стецик так произошло с Мишей, одним из первых подопечных — его привезли в больницу одновременно с Каримом, в полтора года. Потом отправили в приют. Оттуда Мишу забрала бабушка, но не справилась с воспитанием, и он снова оказался под крылом у Любови. «Подрос, вытянулся. Я его не узнала: через меня прошло столько детей, фамилий много одинаковых. Миша спал по три-четыре раза в день, но только возле меня. Ляжет тихонечко мне на руку и дремлет. А я думаю: «Какой знакомый ребенок!» И вот однажды лежу, он проходит мимо кровати и так взглянет! Я стала рыться в фотках: «Господи, да это же Миша!»Некоторые дети возвращались в больницу и по три раза. «У Ванечки очень тяжелая история: погиб отец, мать пошла по наклонной, пьянствовала, ребенка изъяли. А он такой красавчик. В больнице его называли «маленький Ленин»: кудрявенький, беленький, кругленький, помните, как на октябрьской звездочке? Я души в нем не чаяла. Первый раз попал к нам, когда ему было около года, через месяц за ним явилась мама — молодая девка с перегаром.
Она его так взяла, знаете, как не своего, будто брезговала. У меня чуть сердце не остановилось. Сразу подумалось: ненадолго он домой. Ванечка вернулся спустя полгода, и за ним снова пришла мама. Я смотрела в окно, как она его забирала: тащит за руку, а он вырывается, бежит в больницу. Как он кричал!»— вспоминает Любовь. В итоге Ваню в третий раз изъяли, и он опять оказался в казенных стенах. Со вшами и опрелостямиВ больницу часто поступают дети, за которыми никто не ухаживал: немытые, со вшами и опрелостями — родители сутками не меняли им памперсы. Бывают истощенные или с побоями. «Привели как-то двоюродных братьев. Такие голодные! Всего боялись. Играли лишь под кроватью, в углу. Мы столько сил потратили, чтобы они начали вести себя как обычные дети. Когда пришли их мамы, родные сестры, мы думали, мальчишки нам головы оторвут — цеплялись за нас до последнего», — рассказывает Любовь. А Зоя вспоминает, как однажды привезли спящего четырехлетнего Максима. Его родители были пьяны и даже не проснулись, когда явились сотрудники опеки и полиции.
Не проснулся и Максим. «Все перепугались, думали, накачали чем-то. Но анализы были чистые — просто крепко спал. Он знал цвета, рисовал, складывал конструктор, хорошо говорил — нормальный мальчишка. Однако когда я задавала вопросы про бабушку, родителей, молча опускал голову и уходил в сторону. В итоге отправился в детдом», — делится очередной историей Зоя. Слезы радостиБывают и сюжеты с хорошим концом — правда, гораздо реже. «Тяжело отдавать детей, и я никак не думала, что буду плакать еще и от радости. Однажды у семьи приезжих забрали четверых. Трое старших попали в другое учреждение, а самый младший мальчик — двух с половиной лет — к нам, в седьмую «инфекцию» на Шмитовском проезде. Он не слезал с окна, я понимала: ждет маму и папу. И вот появляется заведующая, говорит: «За нашим Мухаммадом пришли родители». Они такие красивые: высокие, хорошо одетые. Так его целовали, обнимали, я ревела от счастья! Отец сказал: «Вы верите, я пять дней не ел, не пил — не могу возвращаться в пустой дом», — описывает подробности Любовь.
У Зои Мороз был случай, когда забрали ребенка из благополучной семьи: мать на минутку вышла в магазин и не закрыла входную дверь. Трехлетний мальчик отправился гулять. Вскоре малыша вернули. А два года назад поступил младенец в окровавленном комбинезоне. «Шестимесячный, зовут Даня. Мальчишка хорошенький, ухоженный, а комбинезончик весь в крови. Отец зарезал его мать и ранил бабушку — я так и не узнала, выжила она или нет», — рассказывает Зоя. Родители Даниила были в разводе, отец навещал сына. Что произошло, никто точно не знает, но в итоге — убитая женщина и окровавленный комбинезон на полугодовалом ребенке. Даню взяла в семью его крестная — пока он был в больнице, она приходила к нему каждый день. Жизнь и работа»Программу «Брошенные дети» реализуют на базе больницы имени Сперанского, «девятки». Здесь занимаются теми, кого изъяли из семьи или нашли на улице, на вокзале. Такие всегда сначала попадают в медучржедение для обследования. Потом по решению опеки их отправляют либо в ЦССВ (центры содействия семейному воспитанию), либо обратно в семью», — объясняет координатор проектов фонда «Дорога жизни» Екатерина Панькова.
У больничных нянь — вахтовый метод: несколько месяцев живут в медучреждении круглосуточно, потом — домой. Многие, в том числе Любовь и Зоя, приехали на заработки с Украины — во время пандемии возникли сложности с тем, чтобы увидеть собственных детей. «Мы уже втянулись. Три месяца спокойно можем сидеть с подопечными. Многое зависит от того, какое у ребенка эмоциональное, психическое состояние. Прошлая смена была идеальной. Детки спокойные, уравновешенные. Пролетели три месяца, а я даже не заметила. Сейчас немножко труднее: ребята эмоционально зажатые, постоянно плачут», — говорит Мороз. У Зои взрослый сын и дочь. У Любови — пятеро, младшей — четырнадцать лет. Она уже не занимается детьми, которые расстались с родителями буквально вчера, — помогает сиротам, приехавшим в Москву на лечение из других регионов. Между операциями или в ожидании реабилитации их устраивают в Елизаветинский хоспис в Истре или дом милосердия «Русская береза» в Жуковском — такая маршрутизация появилась благодаря программе фонда «Доступная помощь».
Там детей встречают няни и заботятся о них до завершения реабилитации, возвращения в детдом. Во время нашей беседы Любовь то и дело отвлекается, чтобы сказать: «Ирочка, раздевайся, моя золотая», «Молодец! Ты мое чудо». Дел у больничной няни немало, но для нее все очень просто: говорит, что работает мамой.
https://ria.ru/20200720/1574500130.html
истра
москва
россия
РИА Новости
1
5
4.7
96
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
2021
РИА Новости
1
5
4.7
96
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
Новости
ru-RU
https://ria.ru/docs/about/copyright.html
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
РИА Новости
1
5
4.7
96
internet-group@rian.
ru
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
1920
1080
true
1920
1440
true
https://cdnn21.img.ria.ru/images/07e5/02/14/1598330600_187:0:1680:1120_1920x0_80_0_0_c8a56266e4184a47792349b1a2bbee84.jpg
1920
1920
true
РИА Новости
1
5
4.7
96
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
РИА Новости
1
5
4.7
96
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
общество, дети, истра, москва, сироты, больницы, россия
Общество, Дети, Истра, Москва, Сироты, Больницы, Россия
МОСКВА, 24 фев — РИА Новости, Мария Семенова. Все дети, изъятые из семей, попадают в больницу.
Пока обследуют, решается их судьба: возвращение к родителями или — детдом. Многие поступают в медучреждения в ужасном состоянии: истощенные, немытые, в зловонной одежде. Одних забирают у матерей и отцов, которые в пьяном угаре даже не замечают прихода сотрудников опеки и полиции, другие оказываются безнадзорными — когда родители попадают в тюрьму. Шестимесячного Даниила и вовсе привезли в больницу в забрызганной кровью одежде — его отец убил бывшую жену на глазах у сына.
Витечка
Любовь Стецик хорошо помнит первого ребенка, за которым ухаживала, — тяжелобольного Витю (имена всех несовершеннолетних изменены). У него была гидроцефалия, стояла трахеостома. Любовь боялась, что не справится: советовалась с медсестрой, подглядывала в тетрадку со схемой ухода. А потом освоилась и порой даже забывала, что Витя — отказник, а сама она — няня в больнице.
«Мне иногда казалось, что это мой ребенок. Я его чувствовала, просто чувствовала. Когда я спала, а он начинал задыхаться, вскакивала с кровати и чистила трахеостому.
Ему тогда было четыре месяца, он мог только смотреть на меня. Рассказываю о нем и вижу эти глазки, как будто говорил: «Помоги мне», — вспоминает Любовь.
© Фото : фонд «Дорога жизни»/Анна ГальперинаЛюбовь Стецик
© Фото : фонд «Дорога жизни»/Анна Гальперина
Любовь Стецик
Стецик — старшая няня проектов «Брошенные дети в больнице» и «Доступная помощь» фонда «Дорога жизни». Благодаря ей и еще двум десяткам сотрудников малыши не остаются одни в лечебных учреждениях.
Витя был первенцем в молодой семье. Мать отказалась от него сразу — не могла даже взглянуть на ребенка. Любовь не осуждает: «Она еще девочка, конечно, ей страшно. Мне было 45 лет — и даже меня особенности Витечки удивили».
Через неделю с няней встретился отец мальчика: ему кто-то сообщил, что за сыном хорошо ухаживают. Благодарил. Сказал: «Не судите мою жену, у нее истерика, когда она его видит». «Я вас прекрасно понимаю, — ответила Любовь. — Но вам просто нужно больше времени с ним провести.
Посмотришь мельком — конечно, не красавец. Если же постоянно с этим ребенком находишься, уже не замечаешь изъянов».
© Фото : фонд «Дорога жизни»/Анна ГальперинаМалыш в кроватке
© Фото : фонд «Дорога жизни»/Анна Гальперина
Малыш в кроватке
Через некоторое время Витю перевели в паллиативное отделение, няня планировала ухаживать за младенцем и там. Но пришла его мать: «Я остаюсь с ним». «Я ее обняла: «Спасибо вам, я очень люблю Витю, он мне как родной, но все же ему нужна мама».
Тогда Любовь не догадалась обменяться контактами, как в дальнейшем сложилась судьба семьи, ей неизвестно. Но информация о мальчике исчезла из банка данных о детях-сиротах.
«Смотрели как на предателя»
Сейчас от этого отказались, а в первые несколько лет проекта няни сами отвозили малышей в детдом. Было тяжело: ведь до этого они месяц или больше находились с подопечными круглосуточно.
«Он же умрет!» Почему маленькие дети остаются в больницах без присмотра
20 июля 2020, 08:00
Любовь помнит, как это было с Каримом — она за ним ухаживала после Вити.
Мальчику исполнялся год — за день до дня рождения его забрали в детдом.
«
«Он так ревел. В глазах читалось, что я его предаю даже больше, чем мама. Дети ведь нам доверяют, мы становимся для них авторитетом», — говорит Любовь.
«Это было ужасно, когда мы сами отвозили в приют деток. Теперь их забирают. Мы хоть не видим слез и сами не показываем им, как страдаем. Ведь все-таки привязываемся, привыкаем», — делится переживаниями больничная няня Зоя Мороз.
Дети возвращаются
Впрочем, передать ребенка генетическим родителям порой морально ничуть не легче, чем в казенное учреждение.
«
«Мы иногда думаем, что лучше бы их — в детдом, — признается Зоя Мороз. — Бывает, выносишь ребенка, а он не хочет к отцу с матерью, за шею цепляется. На его родителей страшно смотреть. Мы возмущаемся, наша заведующая звонит юристу — а сделать ничего нельзя, опека разрешила вернуть в семью. Через несколько месяцев он попадает к нам снова. На той неделе вот вернулась девочка».
У Любови Стецик так произошло с Мишей, одним из первых подопечных — его привезли в больницу одновременно с Каримом, в полтора года. Потом отправили в приют. Оттуда Мишу забрала бабушка, но не справилась с воспитанием, и он снова оказался под крылом у Любови.
© Фото : фонд «Дорога жизни»/Анна ГальперинаРебенок в кроватке
© Фото : фонд «Дорога жизни»/Анна Гальперина
Ребенок в кроватке
«Подрос, вытянулся. Я его не узнала: через меня прошло столько детей, фамилий много одинаковых. Миша спал по три-четыре раза в день, но только возле меня. Ляжет тихонечко мне на руку и дремлет. А я думаю: «Какой знакомый ребенок!» И вот однажды лежу, он проходит мимо кровати и так взглянет! Я стала рыться в фотках: «Господи, да это же Миша!»
Некоторые дети возвращались в больницу и по три раза. «У Ванечки очень тяжелая история: погиб отец, мать пошла по наклонной, пьянствовала, ребенка изъяли. А он такой красавчик. В больнице его называли «маленький Ленин»: кудрявенький, беленький, кругленький, помните, как на октябрьской звездочке? Я души в нем не чаяла.
Первый раз попал к нам, когда ему было около года, через месяц за ним явилась мама — молодая девка с перегаром. Она его так взяла, знаете, как не своего, будто брезговала. У меня чуть сердце не остановилось. Сразу подумалось: ненадолго он домой. Ванечка вернулся спустя полгода, и за ним снова пришла мама. Я смотрела в окно, как она его забирала: тащит за руку, а он вырывается, бежит в больницу. Как он кричал!»— вспоминает Любовь.
В итоге Ваню в третий раз изъяли, и он опять оказался в казенных стенах.
Со вшами и опрелостями
В больницу часто поступают дети, за которыми никто не ухаживал: немытые, со вшами и опрелостями — родители сутками не меняли им памперсы. Бывают истощенные или с побоями.
«Привели как-то двоюродных братьев. Такие голодные! Всего боялись. Играли лишь под кроватью, в углу. Мы столько сил потратили, чтобы они начали вести себя как обычные дети. Когда пришли их мамы, родные сестры, мы думали, мальчишки нам головы оторвут — цеплялись за нас до последнего», — рассказывает Любовь.
А Зоя вспоминает, как однажды привезли спящего четырехлетнего Максима. Его родители были пьяны и даже не проснулись, когда явились сотрудники опеки и полиции. Не проснулся и Максим.
© Фото : фонд «Дорога жизни»/Анна ГальперинаЗоя с подопечным
© Фото : фонд «Дорога жизни»/Анна Гальперина
Зоя с подопечным
«Все перепугались, думали, накачали чем-то. Но анализы были чистые — просто крепко спал. Он знал цвета, рисовал, складывал конструктор, хорошо говорил — нормальный мальчишка. Однако когда я задавала вопросы про бабушку, родителей, молча опускал голову и уходил в сторону. В итоге отправился в детдом», — делится очередной историей Зоя.
Слезы радости
Бывают и сюжеты с хорошим концом — правда, гораздо реже. «Тяжело отдавать детей, и я никак не думала, что буду плакать еще и от радости. Однажды у семьи приезжих забрали четверых. Трое старших попали в другое учреждение, а самый младший мальчик — двух с половиной лет — к нам, в седьмую «инфекцию» на Шмитовском проезде.
Он не слезал с окна, я понимала: ждет маму и папу. И вот появляется заведующая, говорит: «За нашим Мухаммадом пришли родители». Они такие красивые: высокие, хорошо одетые. Так его целовали, обнимали, я ревела от счастья! Отец сказал: «Вы верите, я пять дней не ел, не пил — не могу возвращаться в пустой дом», — описывает подробности Любовь.
У Зои Мороз был случай, когда забрали ребенка из благополучной семьи: мать на минутку вышла в магазин и не закрыла входную дверь. Трехлетний мальчик отправился гулять. Вскоре малыша вернули.
© Фото : фонд «Дорога жизни»/Анна ГальперинаЗоя Мороз
© Фото : фонд «Дорога жизни»/Анна Гальперина
Зоя Мороз
А два года назад поступил младенец в окровавленном комбинезоне. «Шестимесячный, зовут Даня. Мальчишка хорошенький, ухоженный, а комбинезончик весь в крови. Отец зарезал его мать и ранил бабушку — я так и не узнала, выжила она или нет», — рассказывает Зоя.
Родители Даниила были в разводе, отец навещал сына. Что произошло, никто точно не знает, но в итоге — убитая женщина и окровавленный комбинезон на полугодовалом ребенке.
Даню взяла в семью его крестная — пока он был в больнице, она приходила к нему каждый день.
Жизнь и работа
«Программу «Брошенные дети» реализуют на базе больницы имени Сперанского, «девятки». Здесь занимаются теми, кого изъяли из семьи или нашли на улице, на вокзале. Такие всегда сначала попадают в медучржедение для обследования. Потом по решению опеки их отправляют либо в ЦССВ (центры содействия семейному воспитанию), либо обратно в семью», — объясняет координатор проектов фонда «Дорога жизни» Екатерина Панькова.
© Фото : фонд «Дорога жизни»/Анна ГальперинаДетская обувь
© Фото : фонд «Дорога жизни»/Анна Гальперина
Детская обувь
У больничных нянь — вахтовый метод: несколько месяцев живут в медучреждении круглосуточно, потом — домой. Многие, в том числе Любовь и Зоя, приехали на заработки с Украины — во время пандемии возникли сложности с тем, чтобы увидеть собственных детей.
«Мы уже втянулись. Три месяца спокойно можем сидеть с подопечными.
Многое зависит от того, какое у ребенка эмоциональное, психическое состояние. Прошлая смена была идеальной. Детки спокойные, уравновешенные. Пролетели три месяца, а я даже не заметила. Сейчас немножко труднее: ребята эмоционально зажатые, постоянно плачут», — говорит Мороз.
© Фото : фонд «Дорога жизни»/Анна ГальперинаНяня Зоя Мороз
© Фото : фонд «Дорога жизни»/Анна Гальперина
Няня Зоя Мороз
У Зои взрослый сын и дочь. У Любови — пятеро, младшей — четырнадцать лет.
«
«Муж сломал тазобедренный сустав, нетрудоспособен. Приходится мне. С 2015 года я работаю в России. Конечно, скучаю по родине, детям, внукам. Общаемся по видеосвязи. Они знают каждого нашего ребенка в больнице, всем привет передают. Дочка однажды заметила: «Кажется, ты любишь этих детей больше, чем нас». А я: «Нет, но у вас-то я всегда была. А у них никогда не было мамы», — описывает ситуацию Любовь.
Она уже не занимается детьми, которые расстались с родителями буквально вчера, — помогает сиротам, приехавшим в Москву на лечение из других регионов.
Между операциями или в ожидании реабилитации их устраивают в Елизаветинский хоспис в Истре или дом милосердия «Русская береза» в Жуковском — такая маршрутизация появилась благодаря программе фонда «Доступная помощь». Там детей встречают няни и заботятся о них до завершения реабилитации, возвращения в детдом.
Во время нашей беседы Любовь то и дело отвлекается, чтобы сказать: «Ирочка, раздевайся, моя золотая», «Молодец! Ты мое чудо». Дел у больничной няни немало, но для нее все очень просто: говорит, что работает мамой.
«Приходишь на следующий день, а ребёнка уже нет». Истории. События. Благотворительный фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам».
Как правило, детей-сирот направляют в больницу даже в тех ситуациях, когда лечение возможно амбулаторно. Иногда больница становится промежуточным этапом между семьёй и детдомом. Оказавшись в незнакомом месте, ребёнок очень переживает и нуждается в поддержке, но у медицинского персонала просто нет времени, чтобы уделять детям внимание.
И тогда на помощь приходят волонтёры проекта «Быть рядом».Наталья пришла в фонд почти шесть лет назад. Сначала она сама была волонтёром, а сейчас курирует команду из 30 человек в одной из московских больниц. Мы попросили её рассказать свою историю: о первом дне волонтёрства, о ночёвках в больнице и помощи в паллиативном отделении.
Нелюбимые и никому не нужные. Болеют и умирают.
Три года я была волонтёром в Морозовской больнице. Я хорошо помню свой первый день. Мы пришли в отделение с координатором, и там в коридоре стояли кроватки для детей, которые лежат без родителей. Среди них был маленький-маленький мальчик с синдромом Дауна. Я взяла его на руки, а он был таким легким, невесомым почти. Он лежал один и просто смотрел по сторонам. Ему было где-то полгода. Я держала его на руках, ходила с ним и разговаривала — так и прошла моя первая смена.
Через полтора года меня перевели в паллиативное отделение. Туда берут только опытных, а у меня за плечами медицинское образование и работа врачом.
Дети там подключены к аппаратам, они в очень тяжелом состоянии: если что-то сделаешь не так, можешь навредить их здоровью. Полгода я ходила к этим детям, было очень тяжело. В один день ты приходишь, и ребенок есть, а на следующий — его уже нет. Как-то отпевали мальчика, ему было, кажется, три годика. Наши волонтеры договорились, чтобы его похоронили. Городом выкуплен участок на кладбище, где хоронят сирот.
В такие моменты очень тяжело — когда дети уходят. Нелюбимые и никому не нужные. Болеют и умирают.
Когда хоронили того мальчика, я не поехала. У меня не хватило сил.
В Морозовской больнице я ночевала три раза. Я подружилась там с одной мамой, и в первый раз осталась на ночь, когда у неё поднялось давление и случился гипертонический криз. Она не могла ухаживать за сыном, а за ним нужно было ночью следить, потому что он был на аппарате: нужно было прочищать пути и смотреть, чтобы мальчик не переворачивался.
Его мама позвонила координатору и попросила, чтобы кто-то из волонтёров побыл с ним ночью. С ним осталась я. Где-то через три месяца мальчик умер. Как сильно плакала мама… Она нам тоже очень помогала. Когда никого из волонтеров не было, она ухаживала не только за своим сыном, но и за детьми-сиротами. Очень добрая женщина.
Во второй раз я ночевала в больнице, когда 15-летнюю девочку сбила машина. Она училась в Москве в музыкальном колледже, а её мама жила в другом городе. Когда она приехала к дочке, то ночевала в больнице. В какой-то момент она сказала нашему координатору, что уже несколько ночей не спит. Ей нужно было немного отдохнуть, потому что было тяжело уследить за дочерью — засыпала на ходу. И я осталась на ночь, а женщина уехала к дочке в общежитие. У девочки был перелом таза и сотрясение мозга, ей нельзя было подниматься, и нужно было следить за этим: подавать судно, чтобы она не вставала в туалет. Когда девочка поправилась, она устроила на Рождество концерт для детей в паллиативном отделении — пела и играла на кларнете.
Еще один раз я ночевала, когда позвонили из офтальмологии. Поступила маленькая девочка, ей был где-то годик. Девочке предстояла операция на глаз, но никто из нянь не мог с ней поехать из дома ребенка. Она была одна в палате и сильно плакала, не отпускала от себя медперсонал, а они не могли находиться с ней постоянно. Тогда они попросили координатора, чтобы кто-то из волонтёров побыл с ней ночью. И я поехала. Сначала долго носила её на руках, а потом уложила спать. Ночь мы с ней пережили спокойно, а утром меня сменили.
Вместо родителей
Где-то через полгода, как пришла волонтёром в паллиативное отделение, я начала сильно болеть. У меня температура стала подниматься, и я объяснила куратору, что больше не могу. Она сказала, что понимает меня, потому что столкнулась с тем же самым, когда сама ходила к тяжёлым детям. И тогда меня перевели из Морозовской больницы в Свиблово. Там нет умирающих детей, там все дети здоровые, но у них сложная жизненная ситуация.
Обычно с детьми в больнице лежат родители и ухаживают за ними: кормят, переодевают, дают лекарства, играют. А с детдомовскими некому лечь. И мы вместо родителей.
Куратором больницы в Свиблово я стала где-то через год. Работа моя состоит из нескольких направлений. Во-первых, это координация команды. У нас сейчас в больнице 30 волонтёров. Я составляю расписание на неделю, нахожу для каждого удобное время. Во-вторых, я обучаю новых волонтеров: показываю, как нужно с детьми общаться, рассказываю, что у нас есть для детей, знакомлю с персоналом, объясняю, откуда эти дети, болеют они или нет. Еще я веду документацию. Сейчас наши волонтёры сдают тесты на коронавирус, нужно за сутки подать заявки, и я этим тоже занимаюсь.
Иногда бывает необходимость передать какие-то вещи.
И тогда мы помогаем. Договариваемся с сотрудниками наших складов и автоволонтерами, просим, чтобы что-то на акциях в «Глобусе» собрали.
Я продолжаю ходить к детям раз в неделю как обычный волонтер и по мере надобности сопровождаю новеньких. В больнице свой распорядок дня. У детей есть свободное время с утра до обеда и после тихого часа до ужина. В этот промежуток мы можем с ними заниматься: с 10 до 12:30 и с 15:30 до 17:30.
Дети с волонтёром в Морозовской больнице
Мама приходила, а её не пускали
Некоторые дети по 15 раз лежат в больнице. Часто встречаешь знакомые лица. Как-то мы рисовали с детьми акварельные скетчи, и была одна девочка, которая никак не решалась нарисовать кита. Она мне говорила: «У меня не получится». И нарисовала кактус. А через год она снова поступила, подошла ко мне и сказала: «Я не могла кита нарисовать, но сегодня я смогу». И она действительно нарисовала.
Дети всегда вспоминают, что было в прошлый раз.
Однажды мы на Новый год пригласили девушку, которая играла на ханге. Один мальчик, который в это время как раз лежал в больнице, снова поступил к весне. Он встретил нас и сказал: «Я помню, нам тут на тазах играли».
Наталья с детьми в больнице
По именам и лицам я помню многих детей. Был такой белобрысенький мальчик, ему годика два было или три. У его мамы была алкогольная зависимость, и у нее забрали ребёнка. Дима его звали. Дима её очень ждал. Он всегда сидел около двери отделения, смотрел в окно, а когда мы с ним ходили гулять, заглядывал во все машины. Он постоянно искал маму. А мама к нему приходила, но её не пускали. Было тяжело это видеть.
Недавно одна девочка сказала: «У меня сегодня день рождения. Мама сказала, что она меня заберет». У нёе не было с собой телефона, и она не знала точно, придут за ней или нет. Но когда мы с волонтёрами уходили, то увидели, как она идет вместе с мамой.
Когда я решила заниматься волонтёрством, мои родители мне сказали, что я отнимаю у детей мать.
Иду к чужим, а своих оставляю. И тогда я спросила дочек: «Если вы скажете, что не надо, я не пойду волонтёром». Но они подумали и сказали, что у них совсем никого нет, а у нас есть мама: «Мы не пострадаем, если ты будешь раз в неделю к ним ходить, ведь у них нет родителей. Но мы боимся, что ты полюбишь их больше, чем нас, потому что они более послушные». И я им ответила тогда: «Вы мои дети, и я всегда буду вас любить, даже если вы бываете непослушными».
Помощь детям-сиротам в учреждениях — это одно из направлений работы фонда:
• Волонтёры поддерживают детей в больницах. Некоторым из них нужно лечение, и волонтёры ухаживают за ними. А некоторых детей поместили в больницу перед тем, как отправить в детдом. И волонтёры помогают пережить им разлуку с семьёй.
• За детьми из детдомов, которых привозят на лечение в Москву из других регионов, круглосуточно ухаживают наши няни. Они живут с детьми в больнице и поддерживают малышей, чтобы им не было страшно.
• К ребятам постарше ходят в интернаты волонтёры-наставники. Вместе с ними подростки готовятся к выпуску из учреждения и самостоятельной жизни.
Подписавшись на регулярные пожертвования, вы помогаете фонду планировать работу и быть уверенным в том, что дети не останутся без помощи.
Пожертвовать
Поделиться
Опыт: Меня бросили в младенчестве | Жизнь и стиль
Мне было несколько часов, когда моя биологическая мать выбросила меня в мусорный бак. Как мне потом сказали, она была наркоманкой и не могла присматривать за мной. Когда меня обнаружили, полиция позвонила в службу по делам детей, и меня немедленно отдали в приемную семью. Мои приемные родители приняли за свою жизнь более 100 приемных детей, но я был одним из двух, которых они усыновили. Им было около 70, поэтому усыновление новорожденного не входило в их планы, но, увидев испытание, через которое мне пришлось пройти, они не хотели, чтобы я проходил через систему ухода.
Они жили в маленьком сельском городке во Флориде, где все друг друга знают, так что дети в школе услышали мою историю раньше, чем я. Они издевались надо мной и называли меня Мусорным Малышом. Вот когда мне пришлось поговорить с отцом; когда мне было 10, он усадил меня и рассказал о ситуации с моими родами. Я подумал: неужели кто-то действительно бросил меня? Я мусор или человек? Меня это долго беспокоило, но я преодолел это. У меня были мать и отец, которые любили меня.
Возраст моих родителей означал, что детство было немного другим. Мой отец физически не мог бросать мяч, поэтому я увлекся технологиями. Я читаю энциклопедии от корки до корки. Мы выросли в бедной среде. Мы пошли в магазины воровства; мы ныряли в мусорку. В 19Когда мне было 89 лет, отец купил мне подержанный Macintosh за 24 доллара на блошином рынке. Это не сработало, поэтому я открыл его и заметил, что некоторые конденсаторы лопнули. Мой отец был ремонтником и имел паяльник. Я взял детали радиочасов, чтобы вставить их в компьютер.
Примерно после 50 попыток у меня все получилось.
После этого компьютеры стали моим спасением. Я все еще подвергался издевательствам, и у меня не было друзей. Этот компьютер стал моим лучшим другом. Я участвовал в образовательной программе «Дети — наше будущее»; директор увидел во мне дар и разрешил работать в компьютерном классе. Я бы заменил жесткие диски и добавил оперативной памяти. Она призвала меня начать свой собственный бизнес по ремонту компьютеров.
В 12 лет я получил свою первую работу, работая после школы в мэрии компьютерным техником. Я помог разработать протокол интернет-сервиса, чтобы связать воедино все городские агентства. Я довел себя до предела. Я узнал все, что мог, о Windows. К 14 годам я начал писать код; после этого я помню, как два дня подряд сидел за компьютером, даже не проголодавшись. Я люблю это.
Примерно в то же время я отправился в миссионерскую поездку с церковью, чтобы стать волонтером после торнадо, обрушившегося на соседний город.
Помогал в автосалоне. Их файлы были разбросаны после опустошения, поэтому я создал для них облачную базу данных. Вернувшись домой, я начал делать это для других компаний. В 14 лет я хорошо зарабатывал, но всегда откладывал, потому что знал, что хочу основать собственную телекоммуникационную компанию.
В 17 лет у моего отца диагностировали слабоумие. Посреди ночи он уходил бродить. Я просыпался, а он был в 10 милях от меня. Он забывал надеть рубашку и штаны, но всегда помнил свою обувь. Я взял одну и встроил в подошву печатную плату с динамиком и датчиком. Когда мой отец уходил из дома, я мог подойти к своему телефону или компьютеру и сказать: «Эй, папа, где ты?» и мой голос звучал из динамика в его ботинке. Я работал с технической фирмой, разрабатывающей программное обеспечение, и они рассказали покупателю о том, что я сделал. Они были впечатлены и купили его у меня за 2,2 миллиона долларов (1,6 миллиона фунтов стерлингов).
Я хотел использовать деньги, чтобы купить моему отцу рыбацкую лодку, о которой он всегда мечтал, но он умер менее чем через 48 часов после того, как я ее получил.
Вместо этого я вложил каждую копейку, изобретая новые вещи, которые могли бы помочь людям, например, измеритель для диабетиков, чтобы обмениваться данными об уровне глюкозы через Bluetooth. К 24 годам я разработал 80 программ на заказ.
Сейчас мне 31 год, я генеральный директор Figgers Communication. Я также руковожу Фондом Фиггерса, который помогает детям в приемных семьях по всему миру. К Рождеству мы покупаем 25 000 велосипедов, чтобы раздать их. Я всем обязан своим родителям, потому что они проявили ко мне сострадание и силу иметь хороших людей вокруг себя. Я никогда не слышал, чтобы мой отец кричал или злился. Он умер в 2014 году, но с самого детства я знал, что это та пара туфель, в которую я хочу вступить.
Как сказано Дэниелу Дилану Рэю.
У вас есть опыт, чтобы поделиться? Электронная почта [email protected].
Горько-сладкая история Малышки Сары – The Irish Times
Холодной декабрьской ночью 1996 года молодая женщина нырнула в жилой дом на юге Бруклина, Нью-Йорк, и оставила в фойе сумку с покупками.
Внутри была трехдневная девочка вместе с раскаявшимся, но нежным письмом от женщины, в котором говорилось, что она надеется на лучший дом для своей новорожденной дочери Сары, имя которой было написано аккуратным шрифтом.
Это имя, таким же аккуратным шрифтом, теперь вытатуировано на запястье 22-летней Элени Лифф, студентки колледжа, живущей на Манхэттене. «Это часть моей личности, которая связывает меня с моими истоками», — говорит Лифф, чей отказ в 1996 году попал в заголовки газет и привлек внимание манхэттенской пары, мечтающей усыновить ребенка. Они взяли ее к себе и обеспечили таким воспитанием, которого не могла обеспечить ее биологическая мать — бедный родитель-одиночка без медицинского обслуживания.
Элени любила своих приемных родителей, но ей было одержимо любопытно, что же случилось с ней, когда она родилась.
ПОДРОБНЕЕ
К шести годам она почти выучила записку своей биологической матери, которую часто прятала под подушкой.
Письмо, последняя строка которого гласит: «Пусть ангелы охраняют тебя и да простит меня Бог», также усилило драму и тайну ее покинутости.
Зачем ее матери это делать?
И что стало с ее биологическими родителями?
Итак, Лифф сделала то, что сделали многие: она обратилась к тестированию ДНК и интернету. Она находила ответы, одни счастливые, другие душераздирающие, но информация всегда была откровением.
Через компанию по генетическому тестированию 23andMe, которая сообщает, что она продала 10 миллионов комплектов и что 95 процентов покупателей связались с родственниками, которые есть в ее базе данных, Лифф нашла своих родителей. Она связалась с биологическим двоюродным братом, который связал ее с ее биологическим отцом Китом Крузом. 52-летний мужчина был из Бруклина, но переехал на Лонг-Айленд, где жил с женой и тремя детьми.
В феврале Лифф позвонила Крузу после того, как обсудила со своим бойфрендом различные сценарии разговора. Круз знал, зачем звонит Лифф, но все еще не мог поверить в то, что она ему говорила.
Он так нервничал из-за разговора с дочерью, которую никогда не видел, что «чуть не упал с лестницы». Но через несколько мгновений он сказал: «Это было так, как будто я провел с ней каждый день — я сразу почувствовал себя непринужденно».
Время будто остановилось
Недавно они договорились встретиться возле квартиры Лифф, в ресторане Тома, закусочной славы Сайнфелда. Он появился с цветами, занял кабинку у окна и, затаив дыхание, смотрел, как она приближается. «Мое сердце остановилось, — вспоминал Круз, сборщик мусора. «Эта 22-летняя девушка — моя дочь, которую я никогда раньше не видел, — переходила улицу. Мое сердце билось в груди, как молот. На эту короткую секунду время, казалось, остановилось».
Были объятия, слезы и куриные наггетсы. Они радовались тому, насколько они похожи внешне и манерами, вплоть до своего озорного остроумия. «Это было похоже на разговор с кем-то, кого я знал всю свою жизнь», — сказал он. В течение нескольких недель обе их семьи встретились и приветствовали друг друга в своей жизни.
Круз сказал, что у него были короткие отношения с биологической матерью Лиффа в Бруклине, но он так и не узнал, что она беременна. Если бы он знал, что у него есть дочь, он сказал: «Я бы определенно боролся, чтобы сохранить ее».
Биологическая мать Лифф была менее приветлива.
В последние недели она обменивалась электронными письмами с Лифф, но отказывалась с ней встречаться. В электронном письме она отказалась давать интервью для этой статьи, сославшись на то, что, по ее словам, она испытывает стыд из-за мучительного решения отказаться от ребенка.
Элени Лифф (справа), которую мать бросила новорожденной в фойе этого бруклинского здания. Фотография: Джеймс Эстрин/Нью-Йорк Таймс
Лифф назвала отказ «сокрушительным и разочаровывающим», особенно учитывая нежный тон сердечного двухстраничного письма ее матери. В нем ее биологическая мать описала, как разговаривала с ней в утробе матери и влюблялась в ее улыбку в течение трех коротких дней вместе после ее рождения.
«В письме звучало так, будто она хотела, чтобы я был в ее жизни, но она держалась сдержанно, отчасти потому, что, насколько я понимаю, оно настолько ошеломляющее», — говорит Лифф. «Она сказала: «Ты единственный, кто может судить меня строже, чем я сам себя». Я сказал ей: «Я прощаю тебя и не принуждаю тебя к каким-либо стандартам»
Другая семья
Но если ее биологическая мать настаивает на том, чтобы держаться на расстоянии, Лифф обрела еще одну своего рода семью в другом месте – в здании Бруклина, где ее оставили.
Воспользовавшись оригинальными новостными статьями, в которых говорилось о том, что ее бросили, Лифф нашла адрес здания в Бенсонхерсте и два года назад посетила место, где ее оставили в маленьком голом фойе под гудками в квартире. Она оставила записку, адресованную «Людям, которые меня нашли».
Когда Аннмари Амато (70 лет), которая до сих пор живет в этом здании, прочитала записку, она плакала так же сильно, как когда впервые прочитала письмо, спрятанное вместе с Элени в сумке для покупок 7 декабря 1996 года.
Ее сын , Дэвид Амато, которому тогда было 19 лет, нашел сумку по счастливой случайности – обычно надежный дверной замок внезапно заклинил, из-за чего он остановился, чтобы оглянуться и увидеть сумку с покупками, увенчанную свитерами. «Я видел, как сумка шевелилась, — говорит Амато, которой сейчас 41 год. — Я подняла ее, думая, что это котенок. Я стянула свитера, и о чудо, под ними ребенок».
В этот момент он заметил, что снаружи отъезжает машина — биологическая мать недавно сказала Лиффу, что осталась снаружи, чтобы убедиться, что кто-нибудь подберет ребенка. По его словам, ребенок был одет в подгузник и комбинезон и был завернут в толстовку. «Я любитель животных, поэтому я приносил домой бездомных животных», — сказал он. «Но это был первый раз, когда я пришел домой с человеком».
Эпизод произвел неизгладимое впечатление на Амато и других соседей. Для них 7 декабря стало днем, когда они вспоминали и удивлялись тому, что случилось с Малышкой Сарой.
Теперь Аннмари Амато и Лифф подружились.
Лифф навещает Амато в день ее рождения, и в мобильном телефоне Амато до сих пор значится как Бэби Сара, так ее называли в 1996 году. Тогда, по ее словам, ее первоначальным материнским импульсом было просто оставить ребенка, пока друг не посоветовал ей позвонить в полиции, что привлекло пристальное внимание средств массовой информации.
Приемные родители
В пресс-центре мэрии, известном как Комната 9, история Малышки Сары привлекла внимание Боба Лиффа, репортера New York Daily News, который недавно услышал о другом ребенке, брошенном в Бруклине, что побудило его и его жене Лизе зарегистрироваться в качестве приемных родителей.
По счастливой случайности они получили еще одного брошенного ребенка, которого они смогли усыновить.
Она пришла с письмом от своей биологической матери.
Пара оставила Сару как еврейское имя Элени, чтобы удовлетворить просьбу биологической матери в письме «по крайней мере, чтобы Сара была частью ее имени, чтобы у нее была какая-то связь со своим прошлым».