Екатерина Манойло о романе, отношениях с отцом и культуре бытового насилия — Реальное время
Общество
00:00, 19.11.2022 Сюжет: Книжная полка «Реального времени»
Этой осенью у Екатерины Манойло вышел роман «Отец смотрит на запад» о жизни девочки из русско-казахской семьи
Книга начинается со смерти Маратика, младшего брата главной героини. Катя вместе с отцом-казахом и русской матерью живет в приграничном городке. Культура, традиции и убеждения ее семьи формируют личность девочки. После смерти брата и последующих трагических событий Катю забирает бабушка и увозит в Москву. Но спустя годы, уже во взрослом возрасте, героине нужно вернуться, чтобы решить вопрос наследства.
Мы поговорили с писательницей Екатериной Манойло о романе и его создании, а также личных переживаниях, которые легли в основу книги.
— В основе романа «Отец смотрит на запад» лежит реальная история о смерти вашего отца.
— В нашем роду есть легенда о том, что все члены семьи по мужской линии умирают во сне. Мой дядя, самый старший брат отца, умер спящим на лошади. Он задремал и не проснулся. Еще один мой дядя постоянно говорит своей дочери: «Всегда проверяй, точно ли я сплю, вдруг я уже умер». Мне кажется, в этом есть что-то мистическое. Мой отец тоже умер во сне. На тот момент мы не общались уже больше десяти лет. Последнюю нашу встречу сопровождали гневные проклятия.
После смерти отца мама подняла квартирный вопрос — его нужно было выписывать. Когда я начала ходить по инстанциям, то предъявила ту единственную бумагу, которая была, — выписку от врачей скорой помощи о констатации смерти. А свидетельства о смерти не было. В итоге выяснилось, что из-за жары родственники очень быстро организовали похороны и к вечеру его похоронили на местном кладбище. Поскольку они не обращались в морг, то по документам мой отец оказался живым. Единственное, что нам предложили, — это сделать эксгумацию, установить причину смерти и затем получить свидетельство о смерти.
Мы добились, чтобы нам дали бумажку, которая позволила выписать отца из квартиры. Если бы у него было наследство, то с этим документом его не получить. В этом случае пришлось бы делать эксгумацию.
— Именно от истории с эксгумацией вы отталкивались при создании романа? Но в итоге ее нет.
— В первоначальной версии романа была эксгумация, которой отводилось много места в повествовании. Постепенно идея романа менялась вместе с моим отношением к собственному прошлому, к отцу и к нашему конфликту. Самой первой появилась финальная сцена книги — склеп, треск костей, через который героиня вырывается на свободу. Я представляла, что она стоит на человеческих останках с телефоном в руке и у нее наконец-то появляется сотовая связь. Это была первая сцена, которую я придумала для романа «Отец смотрит на запад». Получилось, что я шла из конца в начало.
— А как дальше шел процесс написания книги? Как вы его выстраивали?
— После финальной сцены начала думать о том, какой может быть путь героя.
Катя жила в маленьком поселке на границе с Казахстаном, потом она уехала. Теперь мне предстояло создать для нее потребность вернуться. Я набросала синопсис, который породил много вопросов. На основании синопсиса и вопросов сделала конспект и разбила его по главам. Уже в процессе написания поняла, что персонажи начинают отходить от того, что я задумала, начали появляться дополнительные сюжетные линии. К примеру, Аманбеке (тетя главной героини, — прим. ред.) не должна была быть однозначным злом, нужно какое-то противоречие. Мне захотелось рассказать о ее трудном детстве и жизни девочки в семье с патриархальным укладом, где ее брат Серикбай (отец главной героини, — прим. ред.) получал все, а она — ничего. Поэтому Аманбеке злится и сжимает кулаки. Еще у нее не сложились отношения с мужем. И хотя она выполнила свою миссию и родила сына, ее надежды на него тоже не оправдались.
Персонаж Айнагуль (невестка Аманбеке, — прим. ред.) изначально появилась в моей повести «Беташар».
Беташар — это казахский обряд знакомства невесты с родней мужа после того, как невесту украли. Эта повесть основана на реальной истории, которая произошла в маленькой глухой деревне. Девушка шла в магазин, когда ее украли средь белого дня. А у нее дома остался маленький ребенок. Ее отпустили после того, как она показала текущее из груди молоко. Правда, в моей повести ее никто не отпустил. Я очень люблю эту повесть, потому что она затрагивает важные темы, в том числе этот жуткий обычай, который до сих пор жив.
В финал романа «Отец смотрит на запад» мне захотелось добавить тему сестринства. Катя должна была с кем-то разделить свою победу. Для этого я и ввела в сюжет Айнагуль.
Фото предоставлено Екатериной Манойло— У отца и Айнагуль есть реальные прототипы. А у других персонажей они есть или это собирательные образы?
— У всех героев есть прототипы, но одновременно с этим они все собирательные. Это как со сном. Есть гипотеза, что во снах мы не видим новые лица, это всегда обрывки того, что мы уже видели в реальной жизни.
Это очень похоже на писательство. Мне кажется, что я создаю нового персонажа, но на самом деле это «кусочки» людей, которых я когда-либо видела или о которых читала и представляла их.
— А что еще автобиографичного в романе, кроме истории со смертью отца? Может быть, в вашей жизни был кто-то, похожий на Юрка (агрессивный мужчина, у которого главная героиня снимала квартиру в Москве, — прим. ред.)?
— Никто еще не спрашивал про Юрка. Да, действительно, у меня была почти такая же история с владельцами квартиры, которую я снимала. Мне нужно было заплатить за аренду, а деньги должны были прийти только утром. Я не отвечала на звонки, зная, что завтра точно оплачу. Много причин, по которым люди не берут трубку, а не только, если им нужно оплачивать квартиру. «Ну не припрется же он ко мне домой!» — думала я. Как и героиня книги, я сидела с ванночкой для ног, когда услышала щелчок в замке.
Пришли владельцы квартиры — муж с женой, а также брат одного из них. Они действительно сидели со мной до утра, пока мне не пришли деньги на карточку. Мы не спали всю ночь, а они вели со мной разговоры из серии «Слышь, ты…» Вспоминать даже неприятно.
К сожалению, до сих пор большое значение имеет национальность. Конечно, не всегда, не со всеми и не везде. Но нет-нет и возникают вопросы «А что ты сюда приехала?». Присутствует еще пренебрежение к людям с другой внешностью. Кстати, на этой почве у меня был спор с редактором. Я смягчила ситуацию с Юрком, потому что в первой версии романа он был гораздо жестче. Редактор посчитала, что вышел перебор, я же утверждала, что она просто не знает, как это на самом деле.
— Вы упомянули сложные отношения с отцом. Было ли написание этой книги терапевтическим?
— Я не хожу к психотерапевту и предпочитаю все проблемы решать через творчество и письмо. Для меня писательство очень лечебно. И совсем необязательно писать художественное произведение, достаточно вести дневник.
Когда я писала роман, то начала вспоминать многое из того, что уже забылось. У меня крайне мало воспоминаний с отцом, а положительных практически нет. К тому же я хотела спасти ту девочку, которую создала, и окутать ее обещанием, что все будет хорошо. И когда описывала положительный опыт общения с отцом от лица вымышленной Кати, то получала искреннее удовольствие, как будто это были мои воспоминания. Правда, было немного страшно, поскольку я создала ложные воспоминания о собственном отце. Но для меня это даже хорошо. Ведь история маленькой Кати из романа заполнила ту дыру в воспоминаниях, которая образовалась у меня. В общем, письмо лечит. Пишите!
— Свой роман вы посвятили Кате. Это посвящение себе или главной героине?
— Это не автофикшен. Но книгу посвятила себе, себе — ребенку. В первой главе, когда хоронили Маратика, я еще немного отождествляла Катю с собой, но с момента ее учебы в школе — нет.
Это уже не я, у Кати совсем другой характер. Хотя это могла быть моя история, будь я другой, будь у меня другой характер или другая мать.
— Элементы магического реализма изначально задумывались или они появились в процессе написания книги? И возможно ли написать книгу о людях, искренне верящих в суеверия, не используя при этом магический реализм?
— У меня есть теория относительно моего родного города Орска. Я считаю, что он окутан злой черной энергией. Все началось с Орской крепости, где находился в ссылке Тарас Шевченко. Еще тогда он очень нелестно отзывался об этой местности. Но это нормально, потому что в степь либо влюбляются, либо ненавидят. В годы войны в Орске располагался трудовой лагерь. А я жила в поселке, в котором находился следственный изолятор. Меня с детства окружал этот тюремный флер.
У нас в домашней библиотеке была книга «Русская феня». Скорее всего, ее купили вместе с пачкой других книг. В одной связке легко мог оказаться Мопассан с «Русской феней» и с чем-нибудь тюремно-романтическим.
Среди этих книг всегда были гороскопы и книги магии Натальи Степановой. Я и мои ровесники во все это верили — в заклинания перед школой, экзаменами, контрольными работами. В это верили не только дети, но и взрослые.
Однажды моя мама вместе с подругой куда-то ненадолго ушла. Спустя время я услышала звонок в дверь, спрашиваю: «Кто там?», а в ответ — тишина. В глазок увидела маму с подругой. Но решила не открывать, а убедиться, что это все-таки они. Переспрашиваю опять: «Кто там?» Тишина. Время тогда было неспокойное, открывать вот так страшно. Шприцы в подъездах и убийства были обыденностью. Они продолжают сильно стучать, но при этом молчат. Я нервничаю, но не открываю и уже почти кричу: «Кто там?» В итоге мама зло выкрикивает «Да открывай уже». Оказалось, что они ходили на перекресток скольких-то дорог не то гадать, не то загадывать желание. Им нужно было сохранять молчание до завершения ритуала, но из-за меня все провалилось. Вот в такой атмосфере я росла. Все истории про духов, порчи и сглазы мы впитывали если не с молоком матери, то с чаем из школьной столовой.
— В романе большая концентрация смертей, их очень много. Умирают практически все — и люди, и животные. Это связано с особенностью места и его прошлым?
— На самом деле, я спасла нескольких персонажей, в черновике было больше смертей. И это моя проблема. Еще преподавательница в Литинституте говорила, что пока я не выпишу всю эту бездну, она так и будет в моих текстах. Видимо, причина кроется в этом. Я так пишу, потому что в моем детстве это было обыденностью. Я так помню: постоянные самоубийства, смерть от гепатита или туберкулеза. Мне кажется, что у подъезда постоянно стояла крышка гроба. А у детей даже не было страха перед смертью или покойником. Когда мужчина из соседнего подъезда выбросился из окна и его труп накрыли простыней, то мы, дети, гоняли вокруг него на велосипеде с чувством любопытства. Если в моей жизни постоянно умирали люди, то почему в своей прозе я должна искусственно удлинять им жизнь?! Тут читатель сразу заметил бы подвох.
Персонаж с таким бэкграундом точно должен умереть.
— А еще в романе много насилия — физического, психологического, сексуализированного. И это заложено уже в самой культуре. Возможно ли изменить ее так, чтобы ушло это бытовое насилие, чтобы оно перестало быть нормой?
— Мне кажется, изменения возможны. Но я руководствуюсь исключительно своим примером. Долгое время бытовое насилие лично для меня было нормой. Когда в Москве рассказывала подругам, что в детстве меня били ремнем, то была потрясена их реакцией. Они считали это ужасным, в то время как я не видела ничего особенного: меня же кормят, одевают, подумаешь, бьют иногда. Казалось, что это заслуженное наказание за провинность. Хотя сейчас понимаю, что она точно не стоила того, чтобы бить. Били потому, что нельзя было не бить. Такая была логика.
Причинно-следственная связь в этом случае всегда гротескна — «сама виновата, не нужно было короткую юбку надевать». Но самое страшное, что в ситуациях насилия мы получаем осуждение и от женщин, не только от мужчин.
Разве это нормально, что женщин насилуют, бьют или убивают за длину юбки? Долгое время у меня тоже была нарушена эта причинно-следственная связь. Я действительно верила, что если я заговорила с мужчиной первой, то этим как бы сказала, что «я не против». И если он будет приставать, значит, в этом я виновата. Правда, я довольно быстро поняла, что это крайне неверное видение ситуации. Возможно, это изменение произошло вместе со сменой культуры. И мне безумно страшно осознавать, что этого могло не произойти.
— «Отец смотрит на запад» — это феминистский роман?
— Да, потому что весь роман вырос из сцены победы женщины над нечеловеческими по отношению к ней условиями, вместе с сестринством, эмпатией к другим людям и готовностью протянуть руку помощи. Для меня, безусловно, это феминистское высказывание.
— Вы сейчас пишете второй роман. О чем он будет?
— Он о двух сестрах, которые больше не могут жить в существующих условиях.
Это будет экстремальная, немного детективная книга. На идею нового романа повлияла история сестер Хачатурян и мое личное переживание, когда отец воткнул нож в сердце моей мамы. Она выжила, рана оказалась не смертельной. До этого она неоднократно писала заявления в милицию, а отец постоянно угрожал: «Я тебя убью, и мне за это ничего не будет». Но реакции от правоохранительных органов никакой не было. Жаль, что с тех пор ничего особо не поменялась в стране, и таких историй очень много до сих пор.
Автор: Екатерина Манойло
Книга: «Отец смотрит на запад»
Издательство: «Альпина. Проза»
Количество страниц: 272
Год: 2022
Екатерина Петрова, фото Максима Платонова
Справка
Екатерина Петрова — автор telegram-канала «Булочки с маком» и основательница первого книжного онлайн-клуба по подписке «Макулатура».
Благодарим кофейню Pesky за помощь в проведении съемок.
ничего хорошего от нового правительства репатриантам ждать не приходится
4 צפייה בגלריה
Авигдор Либерман
(Фото: Алекс Коломойский)
На следующей неделе Израилю предстоит познакомиться с составом новой правящей коалиции и проводить в оппозицию всех несогласных. В оппозицию уходит и партия НДИ, получившая 6 мандатов. Одновременно с этим Авигдор Либерман покинет пост министра финансов, который занимал с 13 июня 2021 года. В первом после выборов интервью «Вестям», которое состоялось 9 ноября, политик дал оценку политической ситуации и рассказал о планах.
— Скоро вы покинете пост министра финансов. Какое наследство оставите своему преемнику?
— Мое мнение, конечно, субъективно. Но если взять отклики ведущих финансовых институтов — Международного валютного фонда, Всемирного банка, OECD, рейтинговых агентств, — то Израиль сейчас находится в первой тройке-четверке стран, лидирующих по экономическим показателям. Уровень инфляции и безработицы у нас из самых низких в мире, темпы экономического роста — высокие.
Разница с показателями, которые я увидел в первый день своей работы в должности министра финансов, — разительная. Тогда безработица, если вы помните, достигала 9,4%, дефицит госбюджета — 10,5%. Я покидаю пост, оставляя бюджет с профицитом в 30 миллиардов шекелей. Так что новому правительству есть с чем работать. Надеюсь, что эти достижения не канут в бездну в ближайшее время.
— Удастся ли это, если минфин возглавит, например, Бецалель Смотрич?
— Давать оценки политическим соперникам — дело неблагодарное. И, как я уже сказал, субъективное. Могу только подчеркнуть, что мы оставляем новому правительству государство в отличной экономической форме, в стабильном состоянии. Надеюсь, что таким оно и останется.
4 צפייה בגלריה
Авигдор Либерман в здании министерства финансов
(Фото: Алекс Коломойский)
— Но в будущей коалиции уже слышны требования отменить ряд ваших реформ. Например, налог на сладкие напитки и одноразовую посуду.
— Знаете, это то ли необузданная жажда хоть как-то отомстить Либерману, то ли популизм, то ли просто глупость.
Даже не знаю, чего тут больше. Израиль использует в 6 раз больше одноразовой посуды, чем страны Евросоюза. Мы отстаем в этом вопросе от любой другой западной страны. Залежи неразлагаемой одноразовой посуды наносят огромный ущерб экологии. Принимая решение об одноразовой посуде, наше правительство и не думало «ударять по ортодоксам». Это делалось ради всех граждан, чтобы мы жили в стране с нормальными параметрами чистоты воды и воздуха. Отменять его сейчас — это идиотизм и безответственность, особенно на фоне проходящей в Шарм аш-Шейхе климатической конференции.
То же самое со сладкими напитками. Мои оппоненты могут обратиться в Израильскую ассоциацию по борьбе с диабетом и поинтересоваться там простыми фактами. Где больше всего потребляют сладких напитков? В самой малообеспеченной группе населения. И там же самые высокие показатели заболеваемости диабетом. По числу диабетиков на душу населения Израиль лидирует среди развитых стран. Мы попытались своей реформой убедить любителей сахара вести более здоровый образ жизни.
Но разве Арье Дери или Моше Гафни когда-то волновало здоровье детей ортодоксов? Их это никогда не волновало, поэтому они принимают такие идиотские решения.
4 צפייה בגלריה
Лидеры религиозных партий Ицхак Гольдкнопф (слева), Моше Гафни (справа) и Биньямин Нетаниягу
(Фото: Алекс Коломойский, Адар Йоавиан)
— Я вижу, вы не стесняетесь в выражениях. Но не было ли правильнее со стороны НДИ войти в новую коалицию, чтобы влиять изнутри?
— Да вы что! Перед выборами мы четко заявили, что не сядем в одно правительство с Дери, Гольдкнопфом, Гафни и Нетаниягу, — и обещание сдержим. В отличие от других политиков, у нас слово — это слово.
И вообще, демократия требует не только сменяемости власти, но и сильной оппозиции. Мы намерены стать активной оппозицией и будем делать все, чтобы доказать: коалиция, которая создается сейчас, не имеет права на существование. Впервые со дня основания Израиля у нас создается антисионистская, расистская коалиция.
Знаете, я тут в последние дни часто цитирую книгу Герцля «Еврейское государство» (Der Judenstaat).
Еще в конце XIX века он предвидел столкновение с религиозным истеблишментом. Герцль призывал управлять еврейским государством «с помощью науки и разума» и задавался вопросом, должно ли быть тут теократическое правление. «На это можно ответить отрицательно», — пишет Герцль. Он предлагал оставить духовенству только синагоги. Но посмотрите, что делается в Израиле через 120 лет после написания этой книги. Раввины не просто вмешиваются в управление государством — они диктуют политику!
Прежде чем прийти к Нетаниягу на коалиционные переговоры, депутаты от Яадут ха-Тора отправились к вижницкому адмору — и он им надиктовал условия. А партия Ноам, входящая в блок Религиозный сионизм, требует создать в канцелярии главы правительства отдел «укрепления еврейской идентичности и предотвращения чужеродного влияния». Как вам это? Практически отдел контроля за чистотой расы.
Когда мы в НДИ говорили, что будущая коалиция под руководством Нетаниягу первым делом изменит Закон о возвращении, многие отмахивались и говорили, что мы преувеличиваем.
Но это именно то, что мы сейчас видим. Все три религиозные партии — Яадут ха-Тора, ШАС, блок Смотрича и Бен-Гвира — требуют пересмотра Закона о возвращении.
Поэтому люди, которые не пришли голосовать на выборах, теперь могут пенять только на себя. Кстати, есть данные, что самый низкий уровень голосования на этих выборах был у русскоязычного населения. По оценкам, около половины из них не пришли на избирательные участки.
4 צפייה בגלריה
Новые репатрианты спускаются по трапу в аэропорту Бен-Гурион
(Фото: Ноа Лави, «Вести»)
— А что, по вашему мнению, будет с министерством алии? Какой будет его роль в новой коалиции? И кто может его возглавить?
— У меня пессимистические прогнозы. Понятно, что эта коалиция постарается свести роль министерства алии к минимуму, уменьшить его бюджет. А что вы хотите, если в правительстве будут сидеть люди, которые не видят смысла в репатриантах и презирают их? К тому же в МВД возвращается Арье Дери, известный своей жесткой и недружественной политикой по отношению к русскоязычным.
И даже если министром будет не сам Дери, то верховодить там в любом случае будет партия ШАС. Так что ничего хорошего репатриантам от этого правительства ждать не приходится.
Кстати, я сегодня услышал, что вот буквально сейчас, в эту минуту, в израильской армии служат 5500 негалахических евреев. Большинство — в боевых частях. Для меня эти ребята больше евреи, чем ешиботники, которые не защищают еврейскую страну и не поддерживают ее налогами.
А вы еще спрашиваете, почему мы не идем в эту коалицию. Она противоречит всему, чему мы в НДИ верим. И я убежден, что она долго не протянет.
— И какой же срок вы ей отпускаете, интересно?
— Это действительно коалиция, которая создает в Израиле государство Галахи. Ряд партий в ней решили изменить статус-кво, сложившийся между светским и религиозным населением еще в 1948 году. Чего стоит одно только требование Смотрича отменить футбольные матчи по субботам! Со дня основания государства в футбол в Израиле играли в субботу — и вот с этого начать свою работу в правительстве?!
Я не хочу называть срок, когда это правительство развалится, но обещаю: мы сделаем все, чтобы оно просуществовало как можно меньше.
— Поговорим об оппозиции. Сейчас раздаются голоса, что в проигрыше правительства перемен на выборах виноват Яир Лапид, поскольку не смог сплотить свой блок. Так способен ли он быть главой оппозиции, по-вашему?
— Начинать сейчас выяснять публично, кто прав, а кто виноват, — неконструктивно. Выборы закончились с ясным результатом: Нетаниягу — глава правительства, Яир Лапид — глава оппозиции. Надо уважать мнение избирателей.
— НДИ на выборах получила 6 мандатов. За рамками фракции остались Алекс Кушнир, Элина Бардач-Ялова. Каково настроение у депутатов? Нет ли риска повторения «бунта Эли Авидара», который требовал для себя высоких постов, а потом покинул партию?
— А, собственно, никакого бунта со стороны Авидара не было. Да, он вдруг возомнил себя суперзвездой и решил, что может сам набрать много мандатов. Но Авидар никогда не голосовал против коалиции и не разваливал ее — в отличие от некоторых депутатов партии Ямина. В конце концов Авидар вышел из НДИ, создал свою партию и даже зарегистрировал сайт с названием «Эли Авидара — в премьер-министры».
Ну, бывает такое в политике — головокружение от успехов, явление не новое… Но он не шантажировал коалицию, так что и бунта не было.
Но вернусь к вашему вопросу о состоянии НДИ. Я считаю, что в сложившихся условиях мы добились хороших результатов. Мне все прочили, что после поста министра финансов «политики исчезают со сцены». Так было с Моше Кахлоном, с Ицхаком Модаи, да и с самим Нетаниягу, который тогда потерял половину мандатов. Однако, как видите, мы потеряли всего один мандат, но тем не менее занимаем прочные позиции. У нас сегодня отличная парламентская фракция. Алекс Кушнир назначен главой штаба НДИ на муниципальных выборах, которые пройдут в 2023 году. Так что все в строю и готовы к работе.
Как долго траст может оставаться открытым после смерти?
Траст может оставаться открытым до 21 года после смерти кого-либо, жившего на момент создания траста, но большинство трастов прекращают свое существование, когда доверитель умирает, и активы распределяются немедленно.
Если бенефициар является несовершеннолетним, то траст может потребовать, чтобы он не получил свое наследство, пока не достигнет определенного возраста. Если бенефициар является некомпетентным лицом, то он может получать средства от траста до самой смерти.
Должен ли исполнитель предъявлять отчетность бенефициарам?
Как правило, исполнитель не обязан предъявлять отчетность бенефициарам. Однако, если траст требует от исполнителя ежегодного отчета, он должен это сделать. Перед прекращением действия траста исполнитель должен будет предоставить бенефициарам окончательный отчет, показывающий, куда ушли активы.
Трудно ли оспорить траст?
Очень трудно оспорить траст, но это можно сделать, доказав, что лицо, выдавшее траст, было некомпетентным для составления траста или было кем-то принуждено или принуждено к составлению траста.
Может ли лицо, не являющееся бенефициаром, оспорить траст?
Лицо, имя которого не входит в траст, не имеет права оспаривать этот траст, а это означает, что лицо, не являющееся бенефициаром, не сможет оспорить траст.
Сколько времени у вас есть, чтобы оспорить траст?
Траст может быть оспорен до тех пор, пока он не будет урегулирован или прекращен.
Завещает ли когда-нибудь траст?
Завещание никогда не превалирует над доверием, потому что завещание и доверие — две разные вещи. Завещание имеет дело с имуществом, которое все еще принадлежит умершему, в то время как имущество, которым владеет траст, не проходит через завещание и не подлежит никакому завещанию.
Сколько времени исполнитель завещания должен рассчитаться с имуществом?
В Южной Каролине у душеприказчика есть 10 лет с даты смерти, чтобы составить завещание и подать заявление о завещании. Если этого не сделать в течение этого срока, то дело о завещании не может быть возбуждено. Любая сторона, заинтересованная в активах умершего, может подать так называемое определение наследников, после чего судья просматривает все записи, решает, как активы перешли бы, когда умерший был еще жив, и выносил решение.
как активы должны передаваться.
Может ли исполнитель завещания продать имущество без одобрения всех бенефициаров?
Исполнитель завещания может продать имущество без одобрения всех бенефициаров, если само завещание дает им право продавать имущество. Еще один способ, которым исполнитель может продать имущество без одобрения всех бенефициаров, — это подать петицию в суд по наследственным делам с просьбой одобрить продажу. Если судья его одобрит, то получение разрешения от бенефициаров не потребуется.
Что произойдет, если душеприказчик не утвердит завещание?
У душеприказчика есть 10 лет со дня смерти, чтобы утвердить завещание. Если душеприказчик не завещает завещание в течение этого 10-летнего периода, то заинтересованная сторона может ходатайствовать перед судом об открытии завещания без душеприказчика. Такое часто случается, если у покойного есть кредитор. Кредитор подаст в суд с просьбой открыть завещание, чтобы долги могли быть выплачены. Через 10 лет любая заинтересованная сторона должна будет подать в суд определение наследников о заселении имущества и других активов в наследственной массе.
Для получения дополнительной информации о Хронология доверия, которая остается открытой после смерти , , бесплатная оценка дела — ваш следующий лучший шаг. Получите необходимую информацию и юридические ответы, позвонив по телефону (864) 271-7940 сегодня.
Инвесторы должны знать, что унаследованные пенсионные планы должны быть ликвидированы в течение 10 лет.
Дин Митчелл | Е+ | Getty Images
Большинство людей ничего не знают о Законе о безопасности, и тем не менее он оказывает большое влияние на их пенсионное планирование.
20 декабря 2019 г. без особой помпы был подписан Закон о безопасности (Закон о повышении пенсионного возраста в каждом сообществе). Это важная часть пенсионного законодательства, включающая в себя множество реформ, которые могут облегчить и сделать пенсионные накопления более доступными для многих американцев.
Например, закон расширил доступ к спонсируемым работодателем пенсионным счетам, повысил требуемый минимальный возраст для выплаты пенсионных накоплений до 72 лет и разрешил семьям использовать фонды сберегательного плана колледжа 529 для погашения студенческих ссуд.
Все это хорошо для индивидуальных инвесторов.
Тем не менее, есть один потенциальный недостаток: Закон о безопасности внес серьезные изменения в отношении бенефициаров индивидуальных пенсионных счетов и планов 401(k).
Одно из положений законопроекта требует, чтобы унаследованные квалифицированные пенсионные счета были ликвидированы в течение 10 лет. Это означает, что если вы унаследуете IRA или план 401 (k) от кого-то, кроме вашего супруга, Закон о безопасности может повлиять на ваши планы пенсионных сбережений или стратегии по передаче богатства будущим поколениям.
До принятия закона, если вы унаследовали IRA или 401(k), вы могли «растянуть» свои налогооблагаемые выплаты и налоговые платежи на всю ожидаемую продолжительность жизни.
Безусловно, многие люди использовали растянутые IRA и планы 401 (k) в качестве надежного источника дохода на протяжении всей жизни. Теперь для IRA, унаследованных от первоначальных владельцев, которые скончались 1 января 2020 года или позже, новый закон требует, чтобы большинство бенефициаров выводили активы из унаследованного плана IRA или 401 (k) в течение 10 лет после смерти владельца счета.
Это может привести к тому, что миллионы американцев будут ежегодно платить десятки тысяч долларов в виде дополнительных налогов. А втирание? Немногие инвесторы имеют представление о том, что это может произойти, как, впрочем, и некоторые финансовые консультанты.
Чтобы проиллюстрировать ставки, рассмотрим гипотетическую недавно вышедшую на пенсию пару. У них есть активы на 3 миллиона долларов — 2 миллиона долларов с неквалифицированных счетов и еще 1 миллион долларов с IRA.
Любой компетентный финансовый консультант порекомендует им жить в основном за счет социального обеспечения и их неквалифицированных инвестиций (которые поступают из источников, уже облагаемых налогом) и экономно использовать доходы IRA (которые отсрочены от налогов).
Предполагая, что пара владеет своим домом и у них хорошее здоровье, такой подход позволит им жить комфортно и поддерживать низкие налоги. Однако положение о просадке в течение 10 лет может привести к тому, что некоторые инвесторы, подобные этому, будут более внимательны к своим наследникам.
Например, предположим, что у пары есть единственная наследница, единственная дочь, чей годовой доход составляет чуть менее 70 000 долларов. До Закона о безопасности она могла унаследовать IRA в размере 1 миллиона долларов, что возможно в зависимости от типа счета, рыночных условий и возраста ее родителей, когда они умерли, не покрывая большую часть налогового удара. Все, что ей нужно сделать, это убедиться, что она не приняла слишком много и слишком рано.
Закон о безопасности, однако ее налоги подскочат. Даже если она равномерно распределит обязательные изъятия на 10 лет (70 000 долларов + около 100 000 долларов = 170 000 долларов), она перепрыгнет через две налоговые группы (с 22% до 32%).
В общем, это может легко составить шестизначный хит.
Как насчет наследника по совместной регистрации в той же ситуации? Конечно, хотя последствия не были бы такими серьезными, их налоги все равно выросли бы, что, возможно, усложнило бы их финансовое планирование.
Таким образом, пенсионерам, чей налогооблагаемый доход меньше, чем у их наследников, а это относится к большинству пенсионеров, следует хотя бы подумать, есть ли смысл подходить к делу по-другому. Если бы они более агрессивно использовали свои квалифицированные активы и сохраняли большие остатки на неквалифицированных счетах, вот что могло бы произойти:
Их налоговые обязательства могут быть намного ниже, чем их наследники с более высокими доходами могут платить в будущем.
смотреть сейчас
В то же время они могут делать стратегические выводы с неквалифицированных счетов, чтобы гарантировать, что их ставка не вырастет слишком сильно (т. е. выйти за пределы одной группы, не переходя в следующую).