взгляд церковного канониста / Православие.Ru
При сотворении людей брачный союз Бог установил для неразрывного соединения супругов в одну плоть, так что христианский закон провозглашает святость семейного союза и его нерасторжимость. Это поддерживает достоинство человеческой природы, с одной стороны, и с другой, дает благо нашей жизни: Церковь дает нам правила счастливой семейной жизни. Именно с этой точки зрения необходимо рассматривать
канонические основания для развода, существующие сегодня,
что является лишь его юридической, формальной стороной,
логика которой такова: он допускается, когда брак
фактически утратил свой смысл. Это не инструкция о том,
как разводиться «по-церковному», а всего лишь
указания на то, что делать, если брак уже распался.
Недаром в Церкви нет никакого чина
«развенчания» или «церковного»
развода. Есть только благословение на второй брак, которое
необходимо получить у епископа, если человек после распада
брака решил вновь создать семью.
Основной вопрос темы нашей беседы должен был бы звучать иначе: «При каких обстоятельствах можно говорить о том, что брак утратил смысл?» Сам Господь в Евангелии вполне определенно указывает на одно единственное основание для расторжения брака – это вина прелюбодеяния: «кто разводится с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует» (Мф. 19:9).
Исповедуя этот взгляд на брак, Церковь, однако, не могла
не считаться с человеческими слабостями, со злой волей
людей, находящихся внутри Церкви. Исходя из принципа
икономии снисхождения и милости к немощам людей, но
основываясь на двух первоначальных причинах развода
(смерти одного из супругов и измены одного из них) она
сформулировала целый ряд других. Как например, к смерти
супруга приравнивается его безвестное отсутствие в течение
долгого времени: в таком случае оставшаяся сторона
признается вдовствующей и не обязана томиться далее в
безнадежном ожидании.
Развод, как наказание
Церковное брачное право, в том числе нормы, касающиеся расторжения брака, формировалось на протяжении столетий. При этом канонисты опирались на евангельские заповеди, хотя им приходилось учитывать особенности светского законодательства. Основные условия заключения и расторжения брака, запечатленные в канонах Русской Православной Церкви, заимствованы из Византии, однако со временем они претерпели некоторые изменения, впрочем, не очень существенные.
Когда развод на основании лишь взаимного согласия супругов был исключен из византийской правовой практики, сохранилось несколько причин, дававших законное основание для расторжения брака: прежде всего, измена, а также те случаи, которые можно было рассматривать как аналогию супружеской неверности или смерти.
Измена одного из супругов доказывалась в суде с помощью
свидетельских показаний, либо фактом рождения ребенка или
беременностью, при условии долговременного отсутствия
мужа.
К измене приравнивалось и добрачное распутство жены,
в том случае если муж не знал о нем до свадьбы. Измена
переставала быть причиной для развода, если обе стороны
оказывались виновны в ней, а также, если пострадавшая
сторона уже простила супругу его преступление прямо или
косвенно, т.е. продолжая с ним жить семейной жизнью.
Государственный преступник лишался гражданских прав,
поэтому супруга была обязана прекратить брак. В России до
1917 года не требовалось обязательно разводиться с
политическим преступником (всем известен случай с женами
декабристов), однако лишение свободы на длительный срок
или ссылка на вечное поселение в Сибирь давало право
другой стороне требовать развода.
Расторжение брака не по вине супругов
Причинами безусловного расторжения семейного союза, не
связанного с проступком одного из супругов, являлась,
например, неспособность к супружескому сожитию,
приобретенная до вступления в брак (жена могла искать
развода по этой причине лишь через 2 года с момента начала
семейной жизни).
Бесплодие жены, в отличие от языческого
римского права, не признавалось основанием для развода.
Сумасшествие супруга, будучи препятствием к браку, не
могло служить основанием для его расторжения, если
проявлялось уже после создания семьи. По византийским
нормам безвестное отсутствие одного из супругов в течение
5 лет для гражданского лица и 10 лет для воина, пропавшего
на войне, приравнивалось к смерти, и оставшийся супруг был
волен заключить новый союз. В том случае, если после
вступления жены во второй брак первый муж возвращался, он
имел право вернуть свою супругу. Однако, пленение воина не
являлось основанием для развода с ним. Брачный союз также
расторгался при обоюдном произнесении супругами монашеских
обетов, равно как и в силу монашеского пострига одного из
них, с согласия другого. При этом гражданские законы
Византии, приравнивая монашество к естественной смерти, не
лишали оставшегося в миру возможности вступления во второй
брак.
Возрастные ограничения
Если браку предшествовали обстоятельства, делавшие его
заключение невозможным, это также было основанием для
расторжения семейного союза.
В частности, это касалось
возраста вступления в брак. В византийском праве он
составлял 12-13 лет для женщины и 14-15 для мужчины. В
России в начале XIX века было введено так называемое
гражданское брачное совершеннолетие: 16 лет для женщины и
18 лет для мужчины соответственно (византийские нормы
остались действительными для Кавказа). Если супруги по
факту оказывались моложе, брак немедленно должен был быть
прекращен принудительно, если только не родился ребенок
или не наступила беременность. По достижении брачного
совершеннолетия семейные отношения могли быть возобновлены
без повторного венчания. Если муж и жена отказывались от
этого, семейный союз считался расторгнутым. При вступлении
во второй брак такие лица считались второбрачными и на них
канонами налагались соответствующие ограничения.
Возрастные ограничения касались и вдовствующих, и старых
дев, и старых женихов в равной степени. Предельным
возрастом для вступления в брак для женщин считалось 60
лет, для мужчин предельный возраст канонами не был
определен.
Вопросы, связанные с расторжением брака, рассматривались на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1917 году. Перечень оснований для развода в итоговых документах Собора был значительно расширен. К их числу отнесено подтвержденное отпадение одного из супругов от Православной Церкви, систематическое издевательство одного супруга над другим либо тяжелая, неизлечимая душевная болезнь одно из них, причем приобретенная в браке. Причиной расторжения семейного союза признавалось также неизлечимая тяжкая заразная болезнь, в частности, сифилис и проказа.
О второбрачии
Церковь неодобрительно относится к повторным бракам и
допускает их только по снисхождению к человеческим
немощам. По каноническому праву повторно вступить в
церковный брак может только тот супруг, который при
расторжении брачного союза оказался пострадавшей стороной.
Виновник развода мог вновь создать семью только в случае
покаяния и готовности понести определенное Церковью
наказание на это.
Как правило, вопрос о церковном разводе встает в тот
момент, когда один из расторгнувших семейный союз супругов
– как правило тот, который не был виновником распада
семьи, избирает нового спутника жизни и решает обвенчаться
с ним. Однако после отделения Церкви от государства
гражданско-правовые последствия имеют только акты,
совершенные в ЗАГСе, либо через суды, поэтому церковное
признание факта прекращения брачных отношений ничего не
значит при отсутствии государственной регистрации развода.
Церковное право, допуская повторный церковный брак (венчание), третий брак разрешает лишь в порядке исключения, при обязательном выполнении двух требований: лицо, вступающее в новый семейный союз, должно быть в возрасте не старше 40 лет и не иметь детей. Если после двух браков, даже в случае раннего вдовства, человек имеет ребенка, церковный брак не дозволяется. Если детей нет, но миновал сорокалетний возраст, брак также не дозволяется. Возможность четвертого брака церковными канонами вообще не рассматривается.
Беседовали Савельева A. и Кирьянова О.
Грехи против Таинства Брака / Православие.Ru
Отец Константин родился в удивительной
семье простых и набожных крестьян Аглаи и Николая
Михок: из их десятерых детей все шестеро сыновей стали
священниками, а к настоящему времени в этом славном роде
уже 30 священников.
Представители священнического
рода Михок часто собираются вместе, совершают
паломничества, производя сильное впечатление на
окружающих, вместе служат в храме, и тогда им не всегда
хватает места.
Как создать такие семьи, на чем зиждется их процветание — об этом учит отец Константин в своей книге «Таинство Брака и православная семья по учению великих отцов Церкви
Прелюбодеяние
«А вне — псы и чародеи, и любодеи, и
убийцы, и идолослужители, и всякий
любящий и делающий неправду».
(Откр. 22: 15)
Святителю Иоанну Златоусту трудно говорить об этом грехе,
столь мерзком и гнусном, поэтому он извиняется, говоря:
«Никто да не винит меня, ибо я стремлюсь не украсить
себя красотой слов, а сделать красивыми и уважаемыми тех,
кто слушает меня […].
Впрочем, и врач, собирающийся
вскрыть гнилую рану, думает не о том, как сохранить свои
руки чистыми, а о том, как избавить больного от этой
раны».
Супружеская измена — это великий грех, тяжкое нарушение воли и Закона Бога и всегда является прелюбодеянием в отличие от греха блуда. Святитель Иоанн Златоуст уточняет предельно ясно, в чем состоит грех прелюбодеяния, или измены, говоря:
«Прелюбодеянием называется не только то, когда ты имел отношения с женщиной, состоящей в браке с другим мужчиной, но и то, если ты, мужчина, имеющий свою жену и связанный с ней, грешишь с другой». И еще: «Это называется прелюбодеянием не только тогда, когда кто-либо вожделеет женщину, которая состоит в браке с другим мужчиной, но и тогда, когда женщина не замужем, но он женат и связан узами со своей законной женой».
Святитель добавляет: «Если тот, кто был женат и
оставил жену, а потом опять имеет отношения с ней, виновен
в прелюбодеянии, то он тем более виновен в нем, когда
имеет отношения с чужой женщиной».
Святой Иоанн Златоуст говорит, что измена есть «отклонение от Закона, алчность и воровство и даже больше воровства».
Он осуждает измену не только за само совокупление, но прежде всего за несправедливость и алчность совершающего ее. Речь идет, с одной стороны, о несправедливости по отношению к женщине, а с другой — о несправедливости по отношению к тому мужчине, у которого похищена жена. В результате одна женщина становится общей для нескольких мужчин, и таким образом извращаются «даже законы природы». Ведь Бог создал человека как «мужчину и женщину», сочетав их в одно тело.
Таким образом, измена одновременно является и воровством,
потому что, как учит святой Павел, «жена не властна
над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим
телом, но жена» (1 Кор. 7: 4). Поэтому святой Иоанн
советует тем, кто будет искушаем какой-нибудь блудной
женщиной, отвечать ей так: «Это тело не мое, а моей
жены». Так же да говорит и женщина «тем, кто
захочет нарушить ее целомудрие»: «Это тело не
мое, а моего мужа».
Однако измена гораздо больше воровства, «ибо мы не так сильно страдаем, — говорит тот же святитель, — когда у нас крадут деньги, как когда окрадывают наш брак».
Измена есть непослушание Богу и соработничество диаволу, ибо «относящееся к прелюбодеянию, — говорит святой Иоанн Златоуст, — диавол совершает не сам». Потому и святой апостол Павел к увещанию «чтобы не искушал вас сатана» добавляет слова: «по причине вашего невоздержания» (ср.: 1 Кор. 7: 5).
Во времена святого Иоанна господствовал менталитет,
согласно которому, «если кто блудит со своей
служанкой или незамужней женщиной, то грех не столь
велик». Поэтому святой Иоанн четко утверждает:
«Имеешь ли ты плотские связи с царицей, имеешь ли с
домашней своей служанкой — грех один и тот же.
Почему? Потому что посредством такового дела ты поступил
несправедливо не столько с этой женщиной, сколько с самим
собой. Ты сам себя замарал, но в то же время не почтил
Бога. Потому что если имеешь отношения с чужими женщинами,
замужние они или незамужние, для тебя это —
прелюбодеяние, ибо ты обошел стороной свою жену.
Бог
потому тебя наказывает, что ты Его не почтил, ведь ты не
так презрел эту женщину, как презрел Бога, видящего
всё».
Также, согласно древнему менталитету, традиции и даже положениям римских законов, языческих по сути, еще действовавших к концу IV века, женщина, которая опозорила своего мужа, наказывалась, в какой бы ситуации ни согрешила и независимо от того, с кем согрешила, тогда как мужчина не наказывался за исключением одного случая — если будет пойман согрешающим с замужней женщиной. Его греховные связи с блудными женщинами или служанками терпелись.
Разумеется, это положение дел было отражением мнения,
столь представленного в греко-римском мире, будто женщина
ниже мужчины по своим правам. Однако святой Иоанн Златоуст
уточняет, что Бог будет судить и наказывать людей не по
римским законам, а по Своему Закону, и показывает, что
любая неверность супруга — это измена, независимо от
общественного положения той, с которой совершается
беззаконие.
Он говорит:
«Знаю, что многие считают изменой, только если обольстили замужнюю женщину; а я говорю, что с заурядной ли блудницей, служанкой или любой незамужней женщиной он имеет отношения, но если у него имеется своя жена, то это измена».
Измена и блуд вообще бесчестят тело — это творение Божие, член Христов и храм Духа Святого, по учению святого апостола Павла, который говорит: «Разве вы не знаете, что тела ваши суть члены Христовы? Итак, отниму ли члены у Христа, чтобы сделать их членами блудницы? Да не будет! Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело с нею?» (1 Кор. 6: 15–16), а также: «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои?» (1 Кор. 6: 19).
Таким образом, блудом бесчестится не только тело, которое,
по слову святого Иоанна, «становится скверным, как
если бы кто-нибудь, упав в грязную яму, весь погрузился в
это болото», но грешником бесчестится Сам Бог,
поклоняемый во Святой Троице.
Блуд уродует человеческое создание, лишая его ризы добродетели, потому что «блуд — это огонь, а огонь этот пожирает подобную одежду».
Измена обезображивает даже венец добродетелей — любовь, потому что побуждение ко греху исходит не от истинной любви, а от «любви вульгарной и глупой, — говорит святой Иоанн, — которая скорее болезнь, чем любовь». Он приводит в пример египтянку, которая не из любви хотела склонить ко греху Иосифа, а из «любви диавольской», ведь «она не любила Иосифа, а хотела удовлетворить свою блудную похоть».
Измена обезображивает даже венец добродетелей — любовь, потому что побуждение ко греху исходит не от истинной любви
Измена сводит человека с высоты его достоинства в самое
низменное болото и мерзость, даже если это не всегда
замечают. Поэтому святой Иоанн образно рисует истинное
лицо этого греха, указывая: «Ты не смог бы надеть
грязную одежду своего слуги, а скорее предпочел бы
остаться нагим, чем надеть ее, из боязни заразиться
какой-нибудь болезнью или испачкаться, — а в тело
нечистое и грязное, которое использовал не только твой
слуга, но и многие другие, одеваешься и не пачкаешься?
[.
..] Входишь к этой женщине и ты, и твой слуга […],
входишь к этой женщине, которая была и в руках палача
[…], одеваешься в это тело, пламенно лобзаешь его и не
боишься, не робеешь? Не стыдишься, не трепещешь?»
Святитель не только апеллирует к зрительным образам, но и затрагивает другие чувства своих слушателей и читателей, представляя в обжигающих словах всю отвратительность этого греха. Он говорит: «Ведь, например, что зловоннее блуда? Если грех зловонен, когда он еще не совершён на деле, то насколько же более после его совершения? И тогда ты сможешь понять, что такое блудник; только тогда ты почувствуешь тяжелое зловоние, исходящее от него, тогда увидишь нечистоту, мерзость и грязь, идущую от него».
Если кто-нибудь не осознаёт мерзость и нечистоту этого
греха, даже видя его проявления, то блудник сам
показывает, что совесть его обличает. Ибо после совершения
этого греха блудник, не в силах выносить себя, идет в баню
и моется, «что доказывает, — говорит святой
Златоуст, — гадливое отношение, имеющееся в уме
человека к этому греху».
Как и любой грех, блуд, прежде чем быть совершённым, кажется скрывающим в себе некое удовольствие, а после того, как совершен, удовольствие прекращается и полностью затухает, а вместо него водворяются уныние и тоска. Однако удовольствие, олицетворяющее блуд и прелюбодеяние, — это мнимое удовольствие. Душа блудного человека, будучи охвачена страстью, «теряет рассудок» и поэтому не может стать причастницей даже этого мнимого сиюминутного удовольствия. Святой Иоанн говорит: «Таким образом, если это удовольствие, тогда и бешенство тоже удовольствие».
Святой Златоуст замечает, что повсюду трубят о том, будто
блуд содержит в себе некое удовольствие. Однако блуднику,
кроме внешнего беспокойства, которое он испытывает,
предстоит столкнуться и с буйством плоти, по причине
которого душевное состояние его хуже моря, охваченного
бурей, поскольку он никогда не может противостать похоти,
но вечно возжигается ею подобно тем, кого обуревают
нечистые духи.
Удовольствие не имеет места ни до момента блуда, «ведь скрипеть зубами и терять здравый рассудок, — говорит святой Иоанн, — это происходит не от удовольствия, ибо если бы это было от удовольствия, то не причиняло бы тебе того, что испытывают страдающие от боли», ни после этого момента, ибо это время «скорее является болезнью и обессиленностью».
А в другом месте он говорит о влюбленном в блудницу, что «пока тот не достиг цели своей влюбленности, он походит на буйных и безумных, а когда достигнет свою цель, похоть, бывшая у него, угасает. Итак, — говорит святитель, — если он не чувствует удовлетворенности ни вначале, потому что тогда речь идет скорее о безумии, ни в конце, потому что он заканчивает стрессом всего организма, то где же он обретет тогда подлинное удовлетворение?»
Поиски удовольствия «много раз губили
человека» и душевно, и телесно, а «похоти
всегда обманывали его». Святой Иоанн добавляет:
«Потому что на самом деле это дело [блуд] само по
себе является не удовольствием, а скорее горечью,
прельщением, лицемерием и ложью, как в театре».
Поиски удовольствия «много раз губили человека» и душевно, и телесно, а «похоти всегда обманывали его»
Святой Иоанн Златоуст говорит о блуднике, что он «достоин плача больше, чем узник». Его постоянное беспокойство трудно вообразить, потому что он, как замечает святитель, «всех боится, всех подозревает, подозревает даже свою жену и мужа блудницы, с которой живет, подозревает и саму блудницу, и слуг, и домашних, подозревает и друзей, и родню, и стены дома, и свою тень, и даже самого себя. Но что еще ужаснее всего, так это то, что совесть вопиет к нему и обличает каждый день.
А если задуматься и о Суде Божием, тогда этому несчастному
и вовсе не устоять. Удовольствие его было совсем кратким,
тогда как боль и скорбь, следующие за ним, не имеют конца,
потому что и вечером, и ночью, и в городе, и в пустыне, и
в конце — всюду ему сопутствует этот безжалостный
обвинитель, словно меч обоюдоострый, поражающий его
страхом и ужасом, подвергающий пыткам самым
ужасающим».
Картина смятенного состояния и мучений блудника, описываемая святым Иоанном Златоустом, этим не исчерпывается, и он в своих «Беседах» постоянно возвращается к этому предмету. «Что бы ты сказал мне, — говорит он, — о прелюбодеях, которые ради краткого удовольствия претерпевают унизительное рабство, трату денег, постоянный страх и, одним словом, проводят жизнь Каина и даже более ужасную, ибо настоящего они боятся, а будущего трепещут и подозревают, что и друзья им враги, как и недруги, враги все, кто об этом знает, равно как и все, кто не знает! Но прелюбодеи не останавливаются на этой агонии: ум их воображает многочисленные наваждения, исполненные ужаса, и пугает их тем, что может произойти».
Таковой мужчина, порабощенный похотью и «извалявшийся в грязи всех женских тел», считается святым Иоанном «негодником». Его уже трудно исправить, он пребывает «в полном нечувствии», поскольку совесть его уже мертва.
По этой причине блудник не знает предела в своем
бесстыдстве, и нет у него страха Божия.
Блудник даже в
церкви ищет греха. «Многие приходят в церковь, чтобы
высматривать красивых женщин», — говорит
святой Иоанн. Однако он винит не только мужчин, но и
женщин, которые являются в церковь «наряженными с
худшим бесстыдством, чем блудницы в театре». Поэтому
некоторые из приходящих в церковь блудников, будучи
искушаемы, не видят более подходящего места, чем церковь,
чтобы привлечь к себе внимание женщин и сделать так, чтобы
те поворачивали к ним головы.
Возмущаясь этим равнодушием и презрением к Богу и Его церкви, которое демонстрируют блудники, святой Иоанн выражается так: «Что же ты делаешь, человек? Глазеешь в церкви на красивых женщин и не трепещешь, нанося столь великое оскорбление дому Божию? Думаешь, будто церковь — это дом блуда и хуже площади? На площади ведь ты боишься и стыдишься смотреть на женщин, а в храме Божием, где Бог обращается к тебе и грозит за таковые дела, совершаешь блуд и измену именно в то время, когда слышишь, что этого делать не надо? И не трепещешь, не боишься?»
«Как смеешь ты, — говорит он, — входить
в церковь Божию, в святой храм, когда от тебя несет таким
тяжелым смрадом? [.
..] Подумай, какое лютое, какое великое
наказание ты примешь за то, что входишь в церковь и
наполняешь святой дом Божий таким зловонием».
«Кто смотрит на женщину с вожделением»
«Ибо знайте, что никакой блудник,
или нечистый, или любостяжатель, который
есть идолослужитель, не имеет наследия
в Царстве Христа и Бога».
(Еф. 5: 5)
Многие из грешников оправдывают себя и возлагают вину на первую пару людей и свое тело как причину того состояния, в котором находятся. Святой Златоуст показывает, что не Адам виновен в грехах потомков, а то, что они не остались безгрешными, добавляя к его греху новые грехи. «Итак, не наши прародители, — говорит он, — являются причиной греха, не обвиняй напрасно, а злое намерение — корень всех зол».
Тело, которым человек наделен от Бога, также не виновно в
падении; это доказывают люди, оставшиеся чистыми, начиная
с Авеля, доказывают и бесы, не имеющие тела, что, однако
не помешало им пасть.
«Итак, — говорит святой
Иоанн Златоуст, — если бы зло принадлежало естеству
тела, тогда оно должно было быть всеобщим, ведь таково
природное. Но блудить не свойственно естеству, как,
например, испытывать боль: это приходит от намерения
человека».
Тело, которым человек наделен от Бога, также не виновно в падении; это доказывают люди, оставшиеся чистыми
Чтобы было понятно, святитель приводит своим слушателям и читателям конкретный пример: если лошадям случится упасть в пропасть, то не вожжи тому виной, а кучер; рассудок человека — это кучер, а вожжи — его тело. То же утверждает святитель и в другом месте, говоря: «Не тело порабощает кого-либо, человек, да не будет этого, а наслаждение. Почему же мы любим наслаждение? Не потому, чтобы оно находилось в нашем теле, а по причине нашего намерения, или злой воли».
Святитель Кирилл Иерусалимский, опровергая гностиков,
считавших, будто тело — тюрьма души и причина всех
зол, объясняет, что эту причину надо искать скорее в душе.
Он говорит: «Не говори мне, будто тело —
причина греха. Если бы тело было причиной греха, почему же
тогда не грешит человек, когда он мертв? Вложи меч в руку
человеку, только что умершему, и не совершится убийство!
Пройди перед юношей, только что умершим, самая красивая
женщина — и не возникнет в нем ни одного блудного
помысла! Почему? Потому что не тело грешит само по себе, а
душа при посредстве тела. Тело — это инструмент, оно
— словно риза и облачение души. Если тело будет
предано душой на блуд, то оно становится нечистым. А если
будет жить со святой душой, то становится храмом Духа
Святого. […] Имей же попечение о теле, ведь оно
— храм Духа Святого! Не оскверняй тела своего в
блудодеяниях, не пятнай в блудодеяниях это прекрасное
одеяние!»
Согласно этому святителю, тело является благим прежде
всего потому, что его члены созданы Богом; Адам в раю был
наг вместе с Евой (см.: Быт. 2: 25), однако не из-за своих
членов был изгнан из рая. «Следовательно, —
говорит святой Кирилл, — не члены суть причина
греха, но те, кто скверно пользуется членами.
Создатель
членов премудр».
Святитель Василий Великий советует даже заботиться о теле, однако не чрезмерно, в ущерб душе. Забота о теле, в его понимании, служит образцом заботы о душе. Поэтому больным он советует «пользоваться исцелением тела как образцом и примером для заботы о душе».
Говоря о членах, святой Иоанн Златоуст осуждает тех, кто стал бы удалять себе половые органы, объясняя, что не они стоят в истоке греха. «Таковой, — говорит он, — является убийцей; он подает повод к тому, чтобы хулимо было творение Божие. […] Отсечение членов изначально было делом действа диавольского и козни бесовской, чтобы опорочить творение Божие и изуродовать человека; чтобы всё свалить на члены, а не на свободную волю. По этой причине многие согрешают без боязни, поскольку считают себя безвинными; таковые наносят себе сугубый вред: первый, что калечат свои члены; второй, что препятствуют воле совершать добрые дела. […]
Кроме того, — продолжает святитель, — надо
сказать вам еще, что отсечение членов не угашает похоть,
но еще больше разжигает ее.
Ибо в другом месте
располагаются истоки семени, имеющемся в нас, по иной
причине вздымает похоть свои волны. Одни говорят, будто
похоть плоти рождается в мозгу; другие говорят, что в
бедрах! А я бы сказал, что она рождается не в ином месте,
как в воле развращенной и уме, за которым нет присмотра.
Если душа наша чиста, нам вовсе не повредят движения
тела».
Что члены тела хороши, это показывает сам акт воплощения Господа, «Который не стыдится принять тело, состоящее из подобных членов», — говорит святой Кирилл Иерусалимский. Поэтому «нет ничего скверного во всем устроении тела человеческого, если оно не осквернено изменами и блудодеяниями».
Но душа тоже не виновна в грехопадениях, ибо «душа свободна, она — самое прекрасное творение Божие, будучи создана по образу Божию; она бессмертна по причине Бога, создавшего ее бессмертной. […] Она обладает властью делать, что хочет».
Итак, грех не проистекает ни из природы тела, ни из
природы души, его исток находится в другом месте, а именно
в свободной воле человека.
Диавол искушает его, внушает
ему помысл о блуде, однако не может заставить идти против
своей воли. А если бы природа человека приводила ко греху
или добродетели, то утратили бы всякий смысл и ад, и
небесные венцы.
Святитель Василий Великий стоит на той же позиции, он показывает, что свободная воля, которая может считаться «одним из славных титулов существ, наделенных разумом» и которая была дана человеку как средство к совершенствованию, будучи использована неверно, стала причиной его падения.
Это учение разделяет и святитель Иоанн Златоуст. Развивая его, он говорит: «Не сама гитара может издавать гармоничные звуки, а душа музыканта заставляет ее издавать эти звуки. Следовательно, и здесь не тело является членом лживым или мерзким, а наше собственное намерение и свободная воля, проистекающие из нашей души».
Итак, всё созданное Богом — добро; человек со всем
своим наследием, полученным от Создателя, является
«домом Божиим».
Блудник же становится
«домом оскверненным» только из-за своего
намерения, злого и лукавого.
Поскольку некоторые из грешников искали оправданий своему состоянию, ссылаясь на бессилие перед искушением и свою природу, святой Златоуст на конкретных примерах показывает, что не существует никакой силы у греха, и это подтверждают те, кто блюдет свою чистоту, а также заключенные в темнице, и что никто не хорош или плох по природе, и это доказывается обращением людей в веру. Что проистекает от природы, того изменить нельзя, поэтому естественные потребности никогда не считались грехом, и никого не винят и наказывают за то, что они у него имеются. «А тогда, — спрашивает святой Иоанн, — зачем нам обманывать самих себя отговорками и оправданиями, которые не только не принесут нам никакого прощения, но, напротив, навлекут самое грозное наказание?»
Таким образом, зная, сколь губителен блуд, человек должен
бежать с его пути и с пути всех грехов, порождающих его; и
не только для того, чтобы люди не видели, но и из боязни
огорчить Бога.
Святой Златоуст осуждает тех, кто стыдится
людей, а Бога не боится.
Чтобы избежать блуда, необходимо объявить войну греху,
причем не когда угодно, а в самом вначале, когда он только
начинает возникать в душе, и устранять те искушения и
средства, посредством которых рождается грех. Святой Иоанн
советует для этого: «Поставь сам себе предел и реши
не смотреть на женщину, и не ходить в театр, не смотреть
на площади на чужие прелести. Намного легче не смотреть с
самого начала на красивую женщину, чем смотреть, а потом
изгонять из себя вожделение ее и в то же время изгонять
смятение, которое вызвал в тебе ее вид. Борьба бывает
легче вначале, да нам и не нужна будет борьба, если мы не
откроем дверь врагу и не примем даже семени зла. Христос
потому наказывает того, кто ненасытно смотрит на женщину,
чтобы таким образом уберечь нас от большего страдания.
Поэтому, говорю, прикажи изгнать из твоего дома врага,
пока он не стал сильным, ведь сейчас его легче
изгнать».
Святой Иоанн анализирует отдельные проявления и движения греха с самого начала, от его появления в помысле и возрастания по интенсивности до катастрофы, которую он производит. Описывая эту картину, он увещает искоренять грех еще в самом зародыше. В данном случае можно говорить о превентивном духовном лечении, которое человек, находящийся в опасности заболеть душевно и телесно, проводит сам, но на основании рецепта Спасителя нашего Иисуса Христа, приведенного в Евангелии («Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» — Мф. 5: 27–28).
Таким образом, святой Златоуст говорит: «Не такой это труд — видеть красивых женщин, как овладеть собой после того, как увидел их, а не видеть — в этом и вовсе нет никакого труда, тогда как многий труд и пот следуют после того, как ты увидел их. Таким образом, когда и труд меньше, — хотя его и не может никто назвать трудом, — и выигрыш больше, зачем же мы тогда сами ищем упасть в бездну неисчислимых зол?»
В средние века прелюбодеяние строго осуждалось церковью.
Как короли оправдывали свои внебрачные связи?Короткий ответ: внебрачные связи (или, как говорит другой ответ: грехи вообще) не должны быть «оправданы». Тем более королям не нужно было оправдывать такие сексуальные отношения. Далеко не будучи исключительными, они воспринимались как должное. — Термин «дело» уже вводит в заблуждение. Положение было разным для мужчин и женщин, а также для дворян и простолюдинов. (Сексуальные отношения благородного мужчина с женщиной-простолюдинкой даже не был бы замечен и вряд ли можно было бы квалифицировать как «дело».)
ОП, кажется, представляет Средние века как мир церковных репрессий против людей, которые только более сильные могли сопротивляться. Этот образ слишком упрощен и не совсем верен по разным причинам:
У католической церкви в Средние века были другие приоритеты и действительно другое «призвание».
Сексуальные привычки средневековых католиков были более свободными, чем в недавнюю пореформационную, пуританскую и «буржуазную» эпохи.
Простолюдины, особенно в сельской местности, не представляли достаточно важного объекта интереса и контроля.
Настоящей властью обладала аристократия; Церкви приходилось приспосабливаться к ее привычкам и нравам. Что наиболее важно, Церковь была сделана в основном из аристократов, которые вошли в церковь как карьера, а не как фанатичное и пуританское призвание.
«Прелюбодеяние» означало разные вещи в зависимости от общества, момента и других контекстуальных аспектов.
Мужчины пользовались гораздо большей сексуальной свободой, чем женщины.
Добрачная сексуальная свобода была гораздо более подавлена, чем послебрачная, и то почти исключительно для женщин. В некоторых контекстах «девственность» была очень важна; но все равно важнее «верности». Неудивительно, что отцы и мужья были гораздо больше заинтересованы в ограничении прелюбодеяния, чем церковь.
Когда девственность была важна, возможности сексуальной свободы женщин фактически увеличивались после брака.
Репрессии в сексуальных вопросах связаны с причинами (в основном мужскими и аристократическими) престижа — отсюда важность девственности. Верность была важна лишь постольку, поскольку она укрепляла этот престиж. Принимая во внимание престиж королей, принцев и других великих аристократов, их внебрачных связей не обязательно были уменьшающим фактором.
Браки обычно основывались не на любви в высших классах, а на экономических и династических причинах. (Даже против позиции церкви, согласно которой решение супругов было достаточным для законного брака, согласие родителей обычно было обязательным на практике и даже по закону, как во Франции). Навязанный брак без любви был не только вероятной причиной прелюбодеяния, но и терпимостью к прелюбодеянию.
Сексуальность вообще гораздо больше постреформационная и современная навязчивая идея, чем средневековая . Сексуально одержимая и подавленная «средневековая» церковь больше похожа на 19фантазия (и реальность) викторианского общества, чем в 13 веке.
В некоторых особых случаях средневековая культура поощряла особую форму «прелюбодеяния», а именно, в традиции куртуазной любви, в которой участвовали различные степени целомудрия.
Прелюбодеяние в смысле незаконных половых отношений между женатыми людьми столь же осуждалось, сколь и было широко распространено и терпимо, и когда оно наиболее эффективно подавлялось, то не из-за церкви, а из-за жесткого контроля общины над лица. Маленькая деревня, где все всех знают, была, вероятно, гораздо более «репрессивной» средой для противоправных отношений, чем город или аристократический двор. С другой стороны, стоит только взглянуть на реалистические картины фламандской школы, изображающие деревенские пиры; точно так же, как аристократические нравы, деревенские были более свободными, чем то, что впоследствии было названо «буржуазным» менталитетом, являвшимся в основном порождением пореформационной эпохи.
Поскольку Средневековье является именно тем периодом, когда была достигнута гармония между христианством и воинственной аристократией (бывшей языческой, варварской, в основном немецкого происхождения) аристократией, церковь (то есть католическая церковь) стала частью аристократического общества что оно полностью проникло, но это также проникло и в церковь.
Основные интересы Церкви в изменении общества связаны гораздо больше веры (борьба с ересью, следование литургическим обрядам) и политика (ограничение войны между христианами, расширение власти папства, борьба с неверующими), чем индивидуальная мораль.
Частные аспекты жизни стали более религиозно важными после Средневековья, из-за различных взаимосвязанных факторов: развития индивидуалистической религиозности, Реформации, развития современного государства и общества в более широком масштабе. вмешательства в частную жизнь людей.
Прелюбодеяние и другие «пороки» не только осуждались, но и весьма присутствовали и в то же время считались «нормальными»: человек считался грешным по определению, и грех ожидался. Ожидалось, что Церковь вмешается в этот контекст и в этот момент. Его наиболее важное действие не было профилактическим или гигиеническим, поскольку грех считался уже существующим в любом случае; как упоминалось в других ответах, исповедь и искупление были очень важны — на самом деле важнее, чем запрет и репрессии.
Аристократы приравнивали благородство к свободе, и они лишь неохотно отказывались от этой свободы на протяжении веков. Первой свободой, от которой им пришлось частично отказаться, было их право и склонность к войне. Это была одна из основных исходных проблем взаимоотношений церкви и общества в начале средневековой эпохи, и идеал мира и божьего перемирия можно считать одной из основ средневекового общества. (Такой уровень церковного вмешательства в аристократическую мораль никогда не сравнится ни с одним другим предметом, включая сексуальность.)
Второе большое ограничение аристократической власти исходило не от церкви, а от централизованного монархического государства между 14 и 17 веками; степень сохранения аристократической независимости от короля была различной в Европе (она оставалась большей в Англии и Испании, чем во Франции, еще большей в Польше или Италии), но государственный строй становился все более и более присутствующим повсюду, с низшими классами, а именно купцов городских центров, как самых ревностных служителей царского управления и власти.
Эти события выходят за строгие рамки средневековой эпохи, но имеют важное значение для логики, которая управляла аристократической моралью. В ответ на снижение своей власти в политике и армии аристократы развили еще более партикуляристскую и исключительную мораль, которая включала сексуальность и ставила их выше простых людей. Позднее это превратилось в «элитарную» культуру, которая в некоторых частях Европы проникла и повлияла на низшие классы общества и придала «аристократический» оттенок привычкам всей страны, включая ее сексуальные нормы (Италия, Испания и особенно во Франции; в других частях Европы этому противоречила культура только что получивших избирательные права классов; в Англии, например, эта тенденция к усвоению нравов высшего общества была заклеймена как снобизм ; Пруссия, где аристократии удалось сохранить за собой военный престиж, навязывая его всему обществу для подражания, представляет собой довольно особый случай.)
посмотрите на « Кентерберийских рассказов» Чосера или на «Декамерон» Боккаччо .
Далекий от того, чтобы быть строго «стилем Ренессанса» в смысле не средневековья, это образ, который Ренессанс гораздо больше разделял с предыдущими веками, чем с будущими. Религиозная власть над индивидуальной сексуальностью — и особенно над сексуальностью простолюдинов — отнюдь не средневековая черта, фактически ужесточилась с Реформацией, контрреформацией и подъемом буржуазии и современного государства.
Что касается сексуальности и нравственности, то средневековый католик 10-13 веков был, вероятно, более невежественным, но гораздо менее лицемерным, чем протестант и католик 17-19 веков. И я боюсь, что образ, сложившийся у многих людей как о средневековье, так и о католических странах, искажен более поздней чувствительностью, для которой даже Шекспир казался аморальным.
Что Библия говорит о сексе до брака?
ГлавнаяМатериалыИндексОтношенияСвидания Секс до брака
Вопрос
Ответ
В Библии прямо осуждаются половые грехи: уточняются прелюбодеяние (половой акт по обоюдному согласию между состоящим в браке человеком и кем-либо, кроме его или ее супруга) и блуд (половая безнравственность вообще).
Секс до брака или добрачный секс не рассматривается в этом точном термине, но он подпадает под определение сексуальной безнравственности.
Библия учит, что секс до брака аморален в нескольких разных отрывках. Одним из них является 1 Коринфянам 7: 2, в котором говорится: «Но так как имеет место блуд, то пусть каждый мужчина вступает в половую связь со своей женой, и каждая женщина со своим мужем». В этом стихе брак представлен как «лекарство» от сексуальной безнравственности. Половой союз в браке, который приветствуется, противопоставляется безнравственности, которой следует избегать. Таким образом, любой секс вне брака считается аморальным. Это должно включать добрачный секс.
Еще один стих, который представляет секс до брака как аморальный, находится в Евреям 13:4: «Брак должен всеми чтиться и брачное ложе содержать в чистоте, ибо Бог будет судить прелюбодея и всех блудников». Здесь мы имеем как прелюбодеяние, так и блуд в отличие от того, что происходит на брачном ложе.
Брак (и половая связь в браке) почетен; все другие виды сексуальной активности осуждаются как аморальные и влекут за собой Божий суд.
На основании этих отрывков библейское определение сексуальной безнравственности должно включать секс до брака. Это означает, что все библейские стихи, осуждающие сексуальную безнравственность в целом, также осуждают секс до брака. К ним относятся Деяния 15:20; 1 Коринфянам 5:1; 6:13, 18; 10:8; 2 Коринфянам 12:21; Галатам 5:19; Ефесянам 5:3; Колоссянам 3:5; 1 Фессалоникийцам 4:3; Иуды 1:7; и Откровение 21:8.
Бог создал секс, и Библия чтит брак. Частью почитания брака является библейское поощрение полного воздержания до брака. Когда двое неженатых людей вступают в половую связь, они оскверняют благой Божий дар секса. До брака у пары нет обязывающего союза, и они не заключают священного завета; без брачных клятв они не имеют права использовать кульминацию таких клятв.
Слишком часто мы сосредотачиваемся на «развлекательном» аспекте секса, не осознавая, что есть еще один аспект — продолжение рода.
Секс в браке доставляет удовольствие, и Бог создал его таким. Бог хочет, чтобы мужчины и женщины наслаждались сексуальной активностью в рамках брака. Песня Соломона 4 и несколько других библейских отрывков (таких как Притчи 5:19) описывают удовольствие от секса. Однако намерение Бога в отношении секса включает в себя рождение детей. Таким образом, для пары заниматься сексом до брака вдвойне неправильно: они наслаждаются удовольствиями, не предназначенными для них, и они рискуют создать человеческую жизнь вне семейной структуры, предназначенной Богом для каждого ребенка.
Хотя практичность не отличает правильное от неправильного, следование библейским указаниям относительно секса до брака принесет большую пользу обществу. Если бы библейская весть о сексе до брака соблюдалась, было бы гораздо меньше венерических заболеваний, намного меньше абортов, гораздо меньше незамужних матерей и нежелательных беременностей, а также гораздо меньше детей, растущих без обоих родителей. Воздержание спасает жизни, защищает младенцев, придает сексуальным отношениям должное значение и, самое главное, прославляет Бога.